А после - моё сегодняшнее многословие. Один недавний инцидент не даёт моей белой этике покоя. Сложилась ситуация, в которой я предельно остро отреагировала на то, что человек заглянул мне под руку, когда я писала, и собственная экзальтированная, нервная, волчья реакция смутила меня саму. Всё свелось к «Не люблю, когда смотрят, как я пишу», но объяснение - шире (и ещё нервичнее). Слова - интимны. Слова - сокровенны. В моей системе координат слова больше и важнее действий. Действия для меня - автоматика, механика, рефлексология, слова - то, что не искореняется, не вырубается и не заштриховывается, они для меня - исключительно, подчеркиваю, для меня - значительнее и значимее. Всегда можно исправить, переделав, но никогда нельзя исправить, переговорив (ложки находятся, осадок - остаётся). Всё, слово было услышано и запомнено, это - навсегда. Действие же перекрывается действием, последвия действий исправимы, последствия слов - неизменны. Рукописи не горят - фактически в прямейшем из смыслов (не стираются из глобальной памяти).

Разумеется, с исключениями. Разумеется, с вариациями. Разумеется, мы не говорим о фатальных поступках, катастрофах, действиях, подпадающих под юрисдикцию УК РФ.

Уже как-то говорила об «охудожествлении» реальности, о том, что реальность - плоска и жестока и нужно делать её художественнее, драматургичнее, стилистически - богаче, причем за инструментарием далеко ходить не надо. Как раз слова и способны на это, они - средство создания одной глобальной записи, называемой жизнью. Поэтому я, как истый аудиал и тем паче аудиал-лингвистик, так трепетна к ним, к этим тончайшим резцам. Поэтому так болезненно реагирую на всё, что слов касается. Если я употребляю некое слово, а оно человека удивляет, кажется странным, смешным или нелепым, то это повод смять рукой лист, удалить пост, проклясть всё на свете, ибо то, что касается слов, должно быть идеально. А вызвавшее сомнение, удивление, недоумение - уже не идеально, следовательно - требует уничтожения. Поэтому никогда не делюсь процессом написания чего-либо. Поэтому ненавижу писать «на коленке». Поэтому питаю внутреннее скорбное отвращение к играм вроде «драбблов на салфетках» и извечно от них отказываюсь. В условиях, когда слова низводятся до ничего не значащей забавы, в условиях, когда не даётся ни атмосферы, ни времени на оттачивание, невозможно построить по-настоящему стоящее предложение. То есть, нет, разумеется, возможно. Но это заберёт много ресурса. Небрежность же в отношении слов для меня преступна.

А ещё - ещё слова беззащитны, как оленята на подламывающихся ногах, и я чувствую настоящую боль, когда тут же, с хода, не могу отстоять некое выбранное мною слово, обосновать и объяснить, почему - оно, почему - так, почему - тот или этот интуитивный ход.

Закольцовывая: слово было в начале всего - и будет, по всей вероятности, в конце; у него непоколебимая, но недооцениваемая власть. У человечества - культ поступка, и эта недооценка всем нам вместе и каждому по отдельности аукается постоянно, вековечно. Слово - не просто набор звуков и символьных знаков, подразумевающий под собой практическое содержание. Оно творит (и оно же само - творение).

Всё от этого. Всё поэтому. Как-то так.