Я никогда не могла терпеть своей впечатлительности, и это страшно.

Сначала всё было очень безмятежно. Полуторачасовое затишье перед бурей, и я не понимала, в чем смысл - всё так ровно, так хорошо, так ловко, почти забавно. Только почему-то с самого начала что-то подсказывало, что идеально не будет, что иначе было бы не о чем. Хотелось с первых минут оказаться там - и бить стекла, швырять мебель, делать что-то ещё, потому что казалось, что там - и так - должны зреть мятежи. И они зрели, подкожно и тихо.
Собственно, я пишу всё это к тому, чтобы сказать: на "Они заставили нас подписать это!" я просто не выдержала, поставила на паузу и, отвернувшись, сползла со стула и рыдала, сжимая кулаками плед.
Я очень редко плачу над кинофильмами. Ещё реже я плачу так.
Болит голова.

И иглой в подкорке: так нельзя, нельзя, нельзя. Все эти пары глаз, ищущих и ждущих кого-то, кто скажем им правду и кому - лишь бы довериться. Но когда находят - приходится платить втридорога.