«Повсюду меня встречали с радушием, хотя меня никто не знал. Одеяние медсестры делало меня ближе к тем, кто носил военную форму; мы все жили в равных условиях и имели общие интересы.
Однажды в самом начале нашего пребывания в Инстербурге Елена, мадам Сергеева и я вышли в город за покупками. Несколько магазинчиков располагались на городской площади неподалеку от нашего госпиталя. Площадь была средоточием жизни Инстербурга. В тот день она, как обычно, была заполнена народом. Повсюду стояли повозки, прохаживались офицеры, проезжали конные связные. Когда мы проходили по площади, к нам подъехал офицер пехоты. Его конь был взмылен бешеной ездой. Он показал руку в грязной размотавшейся повязке и спросил:
— Сестрички, не найдется ли у вас бинта наложить мне свежую повязку?
У себя в сумке я нашла чистый бинт...У себя в сумке я нашла чистый бинт, который утром смотала в перевязочной.
— У меня есть, — сказала я. — Слезайте, пусть кто нибудь из солдат подержит коня, а мы пройдем в тень.
Он спешился, передал повод стоящему рядовому и последовал за мной. Выбрав место в стороне от толпы, я, повернувшись спиной к площади, принялась разматывать грязную повязку и тут услышала позади себя незнакомый голос:
— Ваше императорское высочество, можно я сделаю снимок?
Я в растерянности обернулась и увидела одного из штабных офицеров. В руках он держал большую фотокамеру.
— Нет, ради Бога, не надо, — сказала я, ужасно смутившись.
Рука, которую я бинтовала, слегка дернулась. Испытующий взгляд остановился на мгновение на моем лице, потом опустился, но ни слова не было сказано. В замешательстве я поспешно делала свою работу, молча накладывая свежую повязку. Когда я закончила, офицер поднял глаза, в них стояли слезы.
— Позвольте спросить, кто вы, — произнес он.
Не было больше основания скрывать мое имя, и я назвалась.
— Так вы двоюродная сестра императора? — Да.
Он молча вглядывался в мое лицо, потом вдруг опустился на колени прямо на тротуар, у всех на виду, поднес край моего хлопкового платья к губам и поцеловал его.
Я была совершенно ошеломлена. Не глядя на него, не произнеся ни слова на прощание, я бросилась через улицу в магазин. Здесь я нашла своих спутниц, которые были очень удивлены моим взволнованным видом. На обратном пути в госпиталь я была в таком замешательстве, что не осмеливалась поднять глаз из опасения, что могу увидеть кого нибудь из свидетелей недавней сцены».
© Из мемуаров великой княгини Марии Павловны-младшей (за 1914, кажется, год).

Это - о том, за что я люблю эпоху (будто о голосе из прошлой жизни, ибо - чувство принадлежности). О том, почему так нежатся во мне конец XIX и самое начало XX века, о том, почему так болят - нарывая - Революция и Гражданская. Всё подобное, искренне-высокое, неподдельно-благородное - пусть отцветающее, пусть безнадежно устаревающее - было смыто волной, смыто смертно и навеки. Дальше будут подобия и пародии, но таких понятий о чести и почти сакральном уважении больше не случится с этой страной никогда.

Кстати, вы посмотрите, какая красавица была юная Мария Павловна, двоюродная сестра последнего императора: