Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Крутой маршрут - это сценическая интерпретация автобиографического романа Евгении Гинзбург. На неё едва ли не чаще, чем на прочих, ссылался в своём Архипелаге ГУЛАГ Солженицын, и это уже обо всём говорит. Страшная летопись тридцать седьмого со всем ужасом репрессивного абсурда - почти сюрреалистичного, дьяволиадского, и оттого ещё более кошмарного, что совершенно немыслимого в XX веке в стране с богатейшим культурным наследием. Читаешь, смотришь - и думаешь: не могло быть. Читаешь, смотришь - и понимаешь: было. Всё это - то, чего мы совершенно не хотим знать о своей истории, но то, что знать необходимо, и необходимо через силу, потому что без этого мозаика не будет цельной, картина - завершенной. Широкий черный мазок по цветному полотну.
Это большая смелость и знак большой силы - решить подобное поставить и сыграть. Поставить бытовой миллионный кошмар в лицах нескольких женщин. Сыграть этих женщин с их непониманием, ломаемой об колено волей, верой, идейностью, слабостью, голодом, болью, вечерними платьями, в которых так и забрали месяцы назад. Исторический срез в простых и бьющих историях. По сути своей, Крутой маршрут - вещь ожидаемо страшная и мощная. И сказать о ней, наверное, нечего, потому что всё уже сказано - памятью и словом - самой Евгенией Семёновной Гинзбург, Варламом Шаламовым, Солженицыным. Но:
{more}
Это большая смелость и знак большой силы - решить подобное поставить и сыграть. Поставить бытовой миллионный кошмар в лицах нескольких женщин. Сыграть этих женщин с их непониманием, ломаемой об колено волей, верой, идейностью, слабостью, голодом, болью, вечерними платьями, в которых так и забрали месяцы назад. Исторический срез в простых и бьющих историях. По сути своей, Крутой маршрут - вещь ожидаемо страшная и мощная. И сказать о ней, наверное, нечего, потому что всё уже сказано - памятью и словом - самой Евгенией Семёновной Гинзбург, Варламом Шаламовым, Солженицыным. Но:
{more}