Посмотрели мы с Джорджем в Центре документального кино неплохой фильм «Рудольф Нуреев. Мятежный демон». Всё же моё отношение к этому гениальному танцовщику иногда поражает меня саму - я не могу сказать, что люблю Нуреева (по личностям уже - или давно - историческим тоже можно практически фанатеть, любить живо, но РН для меня - не совсем тот случай; так я люблю, например, Барышникова - чуть-чуть лёгкого фангёрлинга). Мне многое в нём не нравится, но с теми, кого любишь, недостатки принимаешь, в них влюбляешься - тоже; в недостатки Нуреева, хоть они и столь же филигранны, мне влюбляться не хочется. Но есть одно, собственно, огромное «Но». Я всё равно интересуюсь им - до восхищенно-уважительного преклонения. Смотрю о. Читаю о. Как говорится, ловлю контент. Просто, думается мне, есть люди настолько гениальные, что уровень их таланта, их вклад не в сферу деятельности даже, - в человечество как таковое столь велик, что всё остальное уходит не на второй даже, тридесятый план.

Есть, впрочем, многие вещи, которые мне в нём нравятся страстно: перфекционизм, трудоголизм, стремление к жесткой дисциплине, сплошное преодоление себя, а, главное, твёрдое следование своей судьбе, знание её. Этого нам, девяти десятым, не хватает категорически. Судьбу знают, возможно, лишь богом меченные.

Конкретно о фильме: добротно подобранный, но слегка, на мой пристрастный вкус, поверхностный материал. Впрочем, я понимаю, что вместить в час сорок всю жизнь и всю ширь такого человека было нельзя. Очень порадовала минута про Эрика Брюна: «Рудольф увидел его и подумал, сколь многому ещё надо учиться»; мы с Джорджем в голос: «Ну да, именно это он и подумал первым делом», впрочем, здесь уже наш RPS, если по чести - Нуреев действительно одномоментно влюбился в танец и пластику Брюна, но, опять же, Брюн - это девять лет жизни, это Лондонский королевский балет - и всего минута упоминаний меня царапнула. Умилило замалчивание болезни: «Рудольф был болен» - рефрен второй половины фильма, но о том, чем, тактично умалчивается (а был это СПИД). Андрис Лиепа, поначалу какой-то неуместно-неподходящий, с середины фильма стал вписываться в роль ведущего до удивительного приятного. Здесь помогло, думаю, то, что с какого-то момента пошли его личные воспоминания об, некая примесь его личного отношения влилась в повествование. В общем и целом, фильм вообще сделан с большой любовь и уважением.

{***}NB: подпись под именем каждого второго: «Друг юности Рудольфа Нуреева». В то время как известно, что друзей в Ленинграде времён юности у него практически не было. Но пятьдесят лет спустя, разумеется, кто они, если не друзья. Так же порадовало появление на экране любимого Романа Григорьевича с его «Он был са-мас-шед-ший» и Ариан Дольфюс, французского биографа Нуреева. Нам с Катрусей она между строк виделась утонченной брюнеткой-француженкой, всей из себя, а оказалось милейшей простой девочкой, тоже немножко сумасшедшей в лучшем смысле.

К слову о качестве фильма. Первой фразой Джорджа по окончании было «Зачем этот ужасный шрифт» (и моё ответное про кровь из глаз). Уровень монтажа - не любительский Вегас даже, МувиМейкер. Всплывающий затемнённый стандартный шрифт. Мутная плёнка. Боже, есть же качественно снятое отечественное документальное кино, я знаю, видела, так почему же в XXI веке нельзя снимать так всё? О, разумеется, документальное кино тем и отличается от художественного, что на первый план выходят содержание и идея, а не форма и подача, но если технологии позволяют (если время уже не позволяет не), то почему бы не подогнать форму под филигранность концепта? Мы с Джорджем пришли ко мнению, что всем режиссёрам-документалистам надо выкрадывать иногда с рабочего места оператора и монтажера, делавших Александру Дзюбе элементарный семиминутный ролик об актёрских тренингах. Там, поверьте, были и картинка, и монтаж. Причем, например, афиша фильма о Нурееве была с рекламной точки зрения очень хороша (её явно делали другие люди).

В общем и целом, в Центре документального кино, этом прелестно-хипстерском месте, нам понравилось. Периодически там можно очень уютно коротать вечера.