Всё-таки - вне всяческого сомнения - Фрэнсис Скотт Фитцджеральд был совершенно гениален. Очень своеобразен (а кто не), но гениален. Я поняла это ещё после Великого Гэтсби, но малая форма - вещь вообще опасная, и потому сборник рассказов я брала в руки с опаской. Начала, конечно, с того, что на слуху, с Загадочной истории Бенджамина Баттона, и как-то руки сразу и опустились: что это за игра в бирюльки? - морщилась я, - за легкомысленно-лубочный стиль? Вещь совсем не большая, но: чем дальше, тем больше тебя вдруг начинает пробирать холодной, заливающейся под кожу жутью. Не страхом даже, не ужасом в стиле Эдгара По, а той зябкой оторопью, когда хочется встать, встряхнуться, зажечь везде свет и, заварив себе чашку чая, греть об неё ладони и читать мантру, что всё хорошо-хорошо-хорошо и что у людей вообще всё всегда хорошо-хорошо-хорошо, а это - это только художественный вымысел.

И поэтому, перелистнув последнюю страницу, ты уже выдыхаешь не один лишь углекислый газ, но и эту пробирающую отчаянную жуть, и нервическую нежность, и оторопь. Фитцджеральд вообще полон этой тонкой, хрустальной грани безумия, когда, читая Бурный рейс или Сумасшедшее воскресение, ты понимаешь: вот тут, за простой живой оболочкой, кошмарнейшая умалишенность, черная, липкая и такая обыденная. И даже когда всё заканчивается хорошо, ты как-то не особенно веришь в это хорошо. И вот это зароненное зерно, этот отпечаток автора на стенках твоих внутренних органов, - это бесценно.