Во-первых, я не писала такого ООСа со временем своих первых ГПшных фиков, а это, заметьте, было очень давно. Во-вторых, мне явно не следовало задним числом отмечать Старый Новый год, потому что последствия праздника жизни, как говорится, налицо - сумбур вместо музыки (с). В-третьих, там настолько странные отношения между героями, что я просто не знаю, за что вдруг так их невзлюбила (говорю же, не надо было праздновать). Ещё я извратила собственный сюжет и по-прежнему нежно люблю флэшбеки и внутренние голоса персонажей. Так что за поломанную психику тех смелых, кто пойдет под кат, я с себя ответственность снимаю - вы предупреждены.Автор: Moura.
Фандом: The Chronicles of Narnia.
Название: И сбудется.
Пейринг: Питер/Каспиан.
Рейтинг: PG-15.
Размер: мини.
Предупреждение: AU. О прочем - выше.
читать дальшеБерегись! Слова - это медленный яд,
Я боюсь сорваться из шепота в крик.
Побелевшие губы послушно твердят:
«Мир мой - в ладонях твоих, Ученик...»
Тэм Гринхилл.
Сейчас.
Он прыгает в воду не раздумывая, легко; со стремительной, осознающей себя силой бросая тело в волну. Сначала вдоль позвоночника проходит ознобистая дрожь, а потом остаются только свежесть и ощущение свободы. Это то, чего ему не хватает там, на берегу, там, где идет простая до омерзения, четкая и ясная жизнь – идёт и проходит мимо, там, где под полосатым пляжным зонтом остался двухтомник по римскому праву и девушка, имени которой он не помнит. Он распарывает воду, а она мягко смыкается вокруг тела, держит, удерживает, как обнимает.
В какой-то момент он ловит себя на странном ощущении – всё внутри сжимается в ком и обрывается, словно после прыжка с высоты. А потом начинает кружиться голова, и прежде чем он успевает понять, что происходит, чья-то рука обхватывает его поперек тела и тянет к поверхности. Узнавание больше похоже на бред, на галлюцинацию от теплового удара, и ему хочется нервно расхохотаться в голос. Или проснуться.
Если бы это был сон – Питер так и сделал бы.
***
Он прыгает в воду не раздумывая, легко, одним слитным движением гибко вытягиваясь в струну. Без этого можно было бы обойтись, но, потомок пиратов и мореплавателей, он давно привык повиноваться зову моря – или тому, что люди зовут, помнится, интуицией. Но какое имя ни дай – лжи не будет. И когда прохладная вода обнимает тело, упругая и будто живая, ему как-то шало, сумасшедше весело, как от глотка крепленого вина. Впрочем, он знает достоверно: есть что-то, что может кружить голову сильнее любой лозы, бить больнее и отпечатываться в памяти дольше.
И, сделав последний рывок на глубину, не глядя обхватывает чужое тело – рука вокруг талии – и хочется расхохотаться в голос – прямо сейчас, наглотавшись воды, смехом умалишенного. И, может быть, проснуться.
Если бы это был сон – Каспиан так и сделал бы.
***
В первую же минуту всего слишком много – и цвета, и звука, и непокорности собственного тела, всегда такого послушного приказу. Питер плохо понимает, чья рука удерживает его до тех пор, пока он не сходит на доски палубы. Пахнет солёным ветром и нагретым солнцем деревом. Ещё – чем-то горьковато-знакомым, хвойным лесом, будто смолой. Так пах только забранный из ладоней дом – когда-то давно, в жизни, которой не было, и он открывает глаза и поднимает голову, страшась увидеть не то, чего ожидает, боится и вопреки здравому смыслу - хочет.
Но кто-то, разматывающий нити этого мира, явно упустил одну.
И он смотрит в чужое лицо – старше, точенее и резче, чем то, которое запомнил, на чужие обветренные губы, растягиваемые в улыбке, на то, как чужие – всё чужое – длинные ловкие пальцы отводят с лица волосы. С вымокших смоляных прядок капает вода.
- Что бы ни привело вас сюда – я рад, - Каспиан вдруг пропускает короткий, хрипловатый смешок, и Питер чувствует, как, обхватив его руку, к боку прижимается, почти падая, Люси, протяжно и облегченно выдыхая. Она тоже – рада. И в глазах застывшего в двух шагах Эдмунда – радость.
Он один не знает, что чувствует.
***
Питер ерошит мягкие волосы, в рыжине которых запуталось солнце, и Люси фыркает и улыбается. Они давно не виделись, ему хочется спросить: как ты? всё хорошо? – но здесь и сейчас не до того, и именно здесь и именно сейчас она кажется странно и страшно взрослой, словно этот мир снимает с них шелуху, отделяет зерна от плевел, и она смеется, щурит лазоревые глаза и никак не может перестать удивляться.
Чистое счастье. Ему подобного уже не обрести.
А потом, когда за ней захлопывается дверь – хоть что-то не меняется во всей вселенной, пусть бы то и была её неудержимая стремительность, – они остаются вдвоём – и надо говорить.
… Я не думал, что ещё вернусь, и поэтому всё было так, как было?
… Я не думал о последствиях?
… Я просто – не думал?
… Может быть, тебе плевать.
- Твой меч всё ещё твой, - вдруг негромко произносит Каспиан, и только тогда, наконец, Питер поводит плечами, выдыхает и оборачивается. Всё изменилось. Тот, кого он помнил ещё почти мальчишкой, стал старше, лицо его – жестче, голос – послушнее собственной воле. Меч, помнивший некогда его руку, сейчас уместнее смотрится в чужой – гибкие, тонкие, обманчиво бессильные пальцы – и Питер, не переводя взгляда, внимательно следит, как идеально отполированное лезвие ловит солнечный луч, слепящую светлую вспышку.
- Спасибо, - кивает он, и оказывается, что собственный голос тоже послушен.
Время, да? Чертово время.
- Я обещал, - пожимает плечами Каспиан, встречаясь с ним глазами, и Питеру дорогого стоит выдержать этот взгляд. Там, откуда он пришел, уже давно никто не мог смотреть ему в глаза подолгу. Он успел забыть, что оставил здесь равного.
- Обещал, - соглашается он.
Каюта пронизана светом. Искусственным, словно нарисованным, прилепленным к поверхностям, к светлому дереву обивки, к обратной стороне век. В черных глазах напротив, полосующих лицо, цепкость и ожидание. Король Каспиан не знает, чего ждать от короля Питера, и беда в том, что тот не знает этого сам.
Каспиан откидывает назад голову и смотрит на него из-под ресниц.
- Ты этого не ждал, - констатирует он.
- А ты? – Питер прищуривается и усмехается нехорошо, одним углом губ. Тогда его собеседник снова пропускает этот короткий, низкий смешок.
- В отличие от тебя, я привык верить обещаниям.
***
Тогда.
- Пообещай, - Каспиан дышит тяжело и рвано, словно воздух с трудом проходит в легкие и ещё с большим трудом выталкивается во вне. В расшнурованном вороте рубашки – острый разлет ключиц, в темных глазах напротив – то ли безумие, то ли просто пойманный зрачками свечной отблеск, в голосе – требование, подобного которому ещё никто и никогда не смел ему предъявлять.
- Обещаю, - кивает Питер, и тон его, убеждающий, обманчиво-уверен. Когда он говорил так – за ним шли армии, сейчас же рядом только этот мальчишка, а, впрочем, он ли старше, и глаза эти – перед самыми его глазами – совершенно шалые. Так смотрят решившие и решившиеся. С отчаянием. Как перед шагом с обрыва. Смотреть в них невозможно, у Питера чувство, будто он проворачивает в чьей-то груди кинжальное лезвие – медленно, мучая. И тогда, чтобы больше не видеть ни этих глаз, ни этих алых пятен на чужих скулах, он, тяжело и раздраженно выдохнув, поднимает руку, кладет ладонь Каспиану на шею и притягивает его к себе, ближе.
Если тельмаринский мальчишка, наследующий Нарнию, так этого хочет – он это получит. Питеру не сложно дать ему желаемое, и не жалко, право слово. Он привык, что когда-то давно, когда он долгие годы правил этой страной, на него так и смотрели – с обожанием. И если обожание это вдруг перешло за какую-то границу – что ж, пускай. Хочет смотреть – пусть смотрит. Хочет касаться – пусть касается. Хочет, чтобы не было пути назад, - его не будет.
Хочешь? Бери, раз хочешь. Я уже знаю, что больше не вернусь, ты – ещё нет.
Давать обещания, которые не в силах будешь выполнить, оказалось легко. За такие не несешь ответа. Такие ничего за собой не влекут.
Для Питера это – шахматная партия. Для Питера это – и тоска по преклонению, и желание, поднимающееся из низа живота, жаркое и топкое, и ощущение власти. Для Питера это – чужие плечи, угловатое, неловкое тело под руками, выдохи на губах, сорванный голос, шепчущий его имя; для Питера это разменная монета. Пока ещё здесь. Пока не ушел. Пока в этом мире – надо брать от него всё. И это – тоже.
Он понимает, что Каспиан что-то шепчет, только когда слабеют руки, судорога отпускает тело и он обессилено падает сверху, утыкаясь лицом тому в шею. Истома приятная, он расслаблен – и позволяет себе прислушаться. Каспиан, не разжимая пальцев, которыми впивался ему в плечи, шепчет выдохами:
- Не могу, не уходи, не могу, обещай, слышишь, обещай, ты не…
И Питер, повернув голову, скользит губами по его виску, скуле, к губам – и целует. На этот раз – чтобы не слышать.
Так влюбляются новобранцы в полководцев и верноподданные – в королей. С этой тихой восторженностью. С этой готовностью сделать, что угодно, хоть закрыть собой, но только не отпустить. И после, наутро – провожая и отдавая, но не отпуская – Каспиан смотрел на него так, словно ему били под дых.
Но быть королем – значит не замечать чужой боли, потому что боль – ничто, да, Питер? Тебе ведь не было больно. Тебе – нет. Тебе, обещавшему ему вернуться вопреки всему.
***
Сейчас.
- Вы вернулись. Что бы там ни было – ты слышал – я этому рад, - Каспиан улыбается тонко и узко, глаза его опущены, а пальцы скользят по краю лезвия. Питер протягивает руку и принимает меч, ладонь помнит рукоять, рука – вес и баланс, тело помнит схватку, и эта память на минуту снова делает его свободным.
Он оставлял здесь почти мальчишку, сбрасывая на его плечи королевство, а вернулся к тому, чье первенство стало опасно оспаривать. Интересно, что он, Каспиан Десятый, высшей волей государь и правитель, понял за эти годы, если понял. Но, глядя ему в глаза, Питер считывает с них – с морионовой глянцевой глубины – я тебя разгадал.
Шах и мат. Шах и мат, Верховный король.
- И как же ты думаешь: зачем мы здесь? – Тон наигранно беззаботный, но, кажется, врать ему Питер разучился.
- Есть мысли, - пожимает плечами Каспиан.
У Питера отчего-то – кругом голова. Так должны чувствовать себя загипнотизированные, введенные в транс, послушные чужой воле. Когда собственное тело не выполняет приказов, не поддается контролю рассудка, когда замираешь недвижно. И он просто стоит напротив и смотрит. На тонкие сильные пальцы, отбивающие по столешнице дробь, на – знакомость и незнакомость, было и не было – этот крылатый разлет ключиц в свободном вороте, на темную прядку, выбившуюся из собранных волос. Смотрит и не понимает, зачем смотрит: ведь всё то же, всё было, всё отыграно.
Но всё уже совсем не то. Что-то изменилось – здесь, сейчас, только что, а он не понимает.
Это казалось так просто – там, в другом мире, тосковать по этой стране, злится, нарываться на драки, заставлять себя жить примитивной жизнью как-у-всех, рваться сюда, мечтать, проклинать. Просто – потому, что он знал: возвращения больше не будет. Но кто-то и где-то разыграл новую партию, и в ней Питер больше не вёл. Он проигрывал с разгромным счетом, со страшным отставанием, увязая в неоплатных долгах.
- Не похоже, чтобы ты был счастлив, - прищуривается Каспиан, и Питер думает, что у того была прекрасная школа. Потому что подобный взгляд – лезвием по лицу – не приходит сам.
- Ошибаешься, - сообщает ему Питер, откладывая меч. Пальцы разжимаются будто против воли, словно с символом власти уходит и сама власть.
- Я уже давно не ошибаюсь, - очень тихо, на грани слышимости отзывается тот, и глаза его темнеют, наливаются глубинной, непрозрачной чернотой. – Очень давно. – И Каспиан вдруг быстро поднимает руку, кладет ладонь ему на затылок и тянет на себя – пальцы вплетаются в волосы до боли, но Питер не замечает и не чувствует, он не чувствует ничего, кроме одного-единственного слишком громкого удара сердца, чуть не разорвавшего грудь, а потом – остановки сердцебиения.
Губы, целующие его, сухие и горячие, обветренные, жесткие. Так пьют, не напиваясь, и глотают воздух, не умея надышаться, так мстят, любят, припоминают – всё прошлое и всё настоящее. Поцелуй глубокий, требовательный – ответь, ответь, - и Питер подчиняется, отвечает, ему больше нечего терять, он уже здесь, он уже проиграл, он уже вернулся.
Теперь тоже: бери, не жалко, но только всё перевернулось, изнанка, другие роли.
Сердце всё ещё не бьется, только кровь пульсирует в висках, набатом бьется в ушах, мешая слушать, ударяя в голову, не давая думать.
Каспиан отстраняется внезапно, рывком. Отступает к стене, откидывает голову, вжимаясь в неё затылком, и нервно сглатывает, дышит ртом, сжимает пальцы. А потом открывает глаза и смотрит ему в лицо.
- Думал – прошло, - шепот хриплый, низкий. – Всё-таки ошибся.
Губы Питера растягиваются в полубезумной, бесконтрольной усмешке.
- Да, я тоже на это надеялся, - отзывается он, и это, может быть, самое искреннее из того, что он когда-либо говорил. Ему хочется сказать: это должно было выгореть за годы. Это должно было уйти. Почему ты всё ещё болен, какого черта, господи, почему? Но они оба молчат – и это ещё страшнее.
- Зачем? – Вдруг очень просто, равнодушно, словно между делом интересуется Каспиан, и пояснять ничего не надо, этого вопроса он ждал.
- Ты сам этого хотел, - Питер пожимает плечами. – Вот и всё.
- Было бы благоразумнее прочитать мне мораль. Осадить. Хоть бы даже и вызвать на поединок. Но не запирать изнутри дверь, разве нет?
- Ты сам этого хотел, - повторяет он, и это единственный в его арсенале аргумент, других нет.
- И ты, конечно, ни о чем не думал, - Каспиан смеется, но в глазах у него только та самая жесткая острота. Ты был – наваждение, и ты был – вера. Ты был – знамя, за которым я шел, руки, которых я слушался. Ничего не выжглось, кроме души, слышишь? Только болезнь и осталась. За эти годы – только она и осталась. Ничего живого. Ты – всё – забрал – с собой.
- Попросить у тебя прощения? – Золотистые брови медленно изгибаются, привычное, памятное лицу выражение изумленного пренебрежения. Так по-королевски. Так – из того времени. Так, как он привык, но, даже надевая эту маску, Питер смотрит в глаза Каспиану и понимает, что ещё за минуту этого сумасшествия готов заложить кровь, жизнь и душу – в любой последовательности, и плевать бы уже на маски, но, нет, не получается.
- Уже не нужно, - Каспиан, глядя мимо него, отталкивается от стены и делает шаг в сторону. – Есть дела важнее. И есть проблемы, которые нужно решать. Со всем прочим мы разберемся позже.
Знакомые интонации - приказ. Знакомые жесты - уверенность. И взгляд этот тоже знакомый – спокойное равнодушие. Ты перенял от меня самое худшее, Каспиан, ты знаешь? Впрочем, нет. Это я – отдал тебе.
- С чем именно? – спрашивает Питер, лишь бы спросить, и в ответ слышится тихий смешок на выдохе.
- Не бойся. Больше требовать с тебя обещаний я не стану. – Мне хватило, мне – как моря утопленнику – их по горло хватило. Как и ожидания. Как и ночей – слишком долгих и слишком душных – без тебя. Как и мыслей, вязавших по рукам и ногам. Как и понимания, ставшего знанием, которого - лучше бы не было.
Каспиан склоняется над картами – он знает их наизусть, но эту манеру – я занят делом – Питер тоже помнит по себе. И вдруг подходит ближе и, рвано выдохнув, наклоняет голову и вжимается лбом ему между лопаток. Чужая спина каменеет, и минута тишины кажется оглушительнее любых звуков.
- От подачек я отучился, - полуобернувшись, шепчет Каспиан.
- Тогда сделаем проще, - отвечает Питер и, развернув его за плечи, целует. Неловко, мазнув губами по губам, будто разучившись, будто в первый раз, будто не был никогда ни умел, ни уверен.
И чужие губы раскрываются, выпуская теплый выдох.
Не отгорело. Ни у тебя, ни у меня. И даже сбежать, и даже солгать, и даже лишить цены – не получилось. Потому что уже тогда никто никому не лгал.
@темы:
Сбившийся вектор направления,
The Chronicles of Narnia: Caspian\Peter,
Фики,
Слэш,
Дьяволиада
-
-
16.01.2011 в 00:39-
-
16.01.2011 в 00:43Мора.....Мооооораааааа..
как же тянет, как тянет...
Так влюбляются новобранцы в полководцев и верноподданные – в королей. С этой тихой восторженностью.
истина. правда. аксиома.
У Питера отчего-то – кругом голова.
и у меня.
задыхаясь.
И чужие губы раскрываются, выпуская теплый выдох.
Мора...ты...
у меня нет слов.
нет дыхания.
нет пульса.
Мора....
-
-
16.01.2011 в 01:00Боги. Так как я просто не в состоянии объективно и адекватно оценивать этот текст - просто спасибо. От всего сердца.
.Мелкий.
Хороший мой, благодарю. Люблю тебя.
У меня от этого текста какой-то странный осадок. Как будто я туда, на них, всё своё излила - глухое, тоскливое, больное, зависимое - из самых закромов. Даже немножко страшно. И тянет, тянет... да.
-
-
16.01.2011 в 01:07Я так хотела, чтобы кто-то написал о том, как Каспиан изменился и стал лидером именно в разрезе пейринга. И так рада, что именно ты это сделала. Спасиииибо!
-
-
16.01.2011 в 01:12Lin the duck
*кружит Лин в диком танце с объятьями*
Спасибо тебе большое).
Кстати, никогда не видела Каспиана таким - очевидно жестким, вырастившим не просто стержень, а ещё и панцирь. А тут оно как-то - само. Даже я не совсем поняла,откуда.
-
-
16.01.2011 в 01:13Мора, мы по самые затылки в этом. И уже не вдохнуть.
И это так.
потрясающе.
-
-
16.01.2011 в 01:23А я представляла. Потому что как-то же надо было собрать себя из осколков, после всего, чтобы править целой страной. И, после трех лет, не так-то просто вот так с ходу снова раскрыться навстречу.
Мне, на самом деле, очень интересно, почему ты считаешь, что это ООС)
-
-
16.01.2011 в 01:24Вот и я сейчас об этом подумала. Что искали, то и... ты понимаешь, в общем.
И - да. Пусть так и будет.
-
-
16.01.2011 в 01:31Для меня период между Принцем Каспианом и Покорителем Зари для собственно Каспиана как-то выпадал. Но ты права, на самом деле, там действительно надо было бы соскребать себя с поверхностей, загонять всё внутрь, вставать и идти. В этом есть какая-то правда, просто я её, наверное, раньше не замечала.
Мне, на самом деле, очень интересно, почему ты считаешь, что это ООС)
Потому-то и считаю - что для меня Каспиан - это тот идеалистичный наивный мальчик с глазами с поволокой, горячечный и не всегда разумный, со своими истеричными нотками и тоскливыми взглядами. А тут - внизапна - образ мужчины. У меня в голове произошел коллапс реальности). То, что могло бы стать развитием, я приняла за отход от характера.
-
-
16.01.2011 в 01:34Но восторженные читатели наставили тебя на путь истинный, правда?
-
-
16.01.2011 в 01:41И ещё как. Что бы я делала без вас, читатели вы мои
-
-
16.01.2011 в 05:27оно прям бьет-бьет-бьет, выбивает весь воздух.
Думал – прошло, - шепот хриплый, низкий. – Всё-таки ошибся.
Не отгорело. Ни у тебя, ни у меня. И даже сбежать, и даже солгать, и даже лишить цены – не получилось. Потому что уже тогда никто никому не лгал.
я вот все не знаю, плакать или смеяться, но оно такое, такое прям
-
-
16.01.2011 в 13:36Ты не оставляешь слов для отзыва. Но это прекрасно.
Они оба - прекрасны. И Питер, идиот, глупый мальчик, и Каспиан, которому по-человечески сочувствуешь непередаваемо.
Я как будто бы побывала там, и там было больно, но хорошо.
-
-
16.01.2011 в 19:39Не поверишь, из самой выбило. Этой их странной, обоюдной безжалостностью - памятью - любовью. Совсем иначе понимаемой обоими...
Спасибо, мой хороший
AyaKudo
Ты знаешь, я ведь вчера подумала: Питер действительно мог быть таким. Жестким. Из них двоих думавшим - только о себе. И с него сталось бы прийти, взять и уйти, не дав отдачи. Только какое-то подобие справедливости и цены должно было существовать и в том мире, и он вернулся, чтобы поменяться местами. Потому что всё-таки - было и не отгорело. И не отгорит никогда, наверное, - в той, их реальности.
Спасибо тебе, родная, спасибо огромное. Обнимаю и люблю.
-
-
17.01.2011 в 00:34-
-
17.01.2011 в 14:59Вот такого мне ещё точно никто не говорил
-
-
17.01.2011 в 15:01это какое-то падение в пропасть, ощущение полета
а потом мне всю ночь снился мальчик, похожий на уилла, и сон был наполнен ощущением твоего фика
-
-
17.01.2011 в 15:02-
-
17.01.2011 в 15:26О, господи, мне почти стыдно перед твоей работой, но ещё больше мне просто абсурдно, невероятно хорошо - так приятно и дорого всё то, что ты говоришь. Я каждый раз боюсь, что то, что я графоманю, никого не тронет. Это что-то совершенно невероятное - когда вот такой отклик...
-
-
18.01.2011 в 22:30в этот раз они у тебя получились другие. твои, но другие.
взрослые, словно оба - пришедшие из реального мира. ты сделала-сотворила их людьми. теми существами, что любят - о, как любят! - совершать ошибки, не понимать очевидного, врать и давать пустые обещания.
и, знаешь, даже такие - они сплетаются краями, идеально подходят, две частички головоломки. отражения один другого.
и так непривычно видеть их любовь - наоборот.
- Твой меч всё ещё твой, - вдруг негромко произносит Каспиан
эта фраза... слова, которых так не хватило в фильме, одно предложение - стрелой пронзившее горло. я не знаю, почему (да ладно... я знаю, знаю!) меня чертовски сильно это зацепило, так сильно, что навернулись слезы и пришлось отвернуться от экрана, чтобы проморгаться и приказать себе не рыдать.
Он успел забыть, что оставил здесь равного.
*всхлип* отзеркаленные. части одного целого.
- Я уже давно не ошибаюсь, - очень тихо, на грани слышимости отзывается тот, и глаза его темнеют, наливаются глубинной, непрозрачной чернотой. – Очень давно. – И Каспиан вдруг быстро поднимает руку, кладет ладонь ему на затылок и тянет на себя – пальцы вплетаются в волосы до боли, но Питер не замечает и не чувствует, он не чувствует ничего, кроме одного-единственного слишком громкого удара сердца, чуть не разорвавшего грудь, а потом – остановки сердцебиения.
сила. боги, каким Каспиан стал сильным. внутри, снаружи.
Мора, ты нарисовала истинного Короля, того самого, каким Каспиан всегда мечтал стать. он уже далеко не ребенок, не тот наивный, верящий в чудеса и Легендарных правителей, юноша. он получил рану, которая плохо срослась, и научился носить маску. он здесь как Рокэ - помнишь? предательство-разочарование-выживание как цель.
что-то в нем сломалось, заледенело. и страшно немного за него - такого.
но понимание, что Питер снова рядом, снова с ним... он ведь все исправит? все изменит, что сотворил сам?
- И ты, конечно, ни о чем не думал, - Каспиан смеется, но в глазах у него только та самая жесткая острота. Ты был – наваждение, и ты был – вера. Ты был – знамя, за которым я шел, руки, которых я слушался. Ничего не выжглось, кроме души, слышишь? Только болезнь и осталась. За эти годы – только она и осталась. Ничего живого. Ты – всё – забрал – с собой.
за эти слова... благодарю!
И вдруг подходит ближе и, рвано выдохнув, наклоняет голову и вжимается лбом ему между лопаток. Чужая спина каменеет, и минута тишины кажется оглушительнее любых звуков.
*шепотом, сквозь слезы* хоть один... спасибо, хоть один...
не могу больше выдавить ни слова, правда, прости, не могу.
все-таки хорошо, что я прочитала это уже после экзамена, если бы до - не смогла бы учить. потому что знаю, сейчас все мысли будут о них - таких.
благодарю тебя
-
-
18.01.2011 в 23:03Хорошая моя, любимая, господи, меня здесь разметало, распепелило на атомы от такого - твоего - отзыва, от всего тобою сказанного, я даже не знаю, как поблагодарить тебя - за то, что поняла, и за всю эту прочувствованность - чувство - вчувствование - в них. Тех, какими стали или могли стать - и в то, что сотворили для себя. Сами. Рукотворность ошибок, да, ты права.
Может быть, так оно и могло бы быть. На эгоизме каждого. Каспиан: моё, хочу, не отдам, ибо - патология, не любовь даже. Питер: бери, не жалко, оставаться-то с этим - тебе. Но только даже в этом - на самой глубине - тоненькая ниточка - а, может, быть, я тебя люблю, а, может быть, только снилось мне и больно мне.
- Твой меч всё ещё твой, - вдруг негромко произносит Каспиан
Потому что - помнишь? - нет беспамятных.
Сходил с ума, боролся, наращивал панцирь - но помнил. И именно эту его новую силу я и хотела показать. Как сказала Лин: ак-то же надо было собрать себя из осколков, после всего, чтобы править целой страной. Вот он себя и собрал - как смог. Игосподибожемой - конечно! - твой взгляд туда, в них, острее даже моего, Сольв - как Ворон, ко-неч-но. Выживание как цель. Как: я со всем смогу жить, даже с этим. Или, вернее, даже без этого.
он ведь все исправит? все изменит, что сотворил сам?
Я только сейчас подумала - вспышкой - ветер... Солёный. Морской. Всё будет). Текст - будет. И ты его со-творишь - сейчас).
Это тебе за всё большое, большое, большое спасибо. Вся моя благодарность за слова - в ладони).
P.S. Есть великолепная - больше чем о них, знаешь?
-
-
20.01.2011 в 03:19-
-
20.01.2011 в 10:23-
-
20.01.2011 в 13:50О, на Сказках - давние работы, я уже и не чаяла, что они могут хоть кого-то заинтересовать, я и сама побаиваюсь их отрывать). Подобная оценка очень лестна и приятна, и это правда. Спасибо большое за такие слова. И за такую точную формулировку сути - поломанный мир и израненные люди. Потому что таких историй это - правда.
*daydreamer*
Это вам спасибо огромное, мне очень-очень приятно
-
-
20.01.2011 в 22:17Хорошая моя, любимая, господи, меня здесь разметало, распепелило на атомы от такого - твоего - отзыва, от всего тобою сказанного, я даже не знаю, как поблагодарить тебя - за то, что поняла, и за всю эту прочувствованность - чувство - вчувствование - в них. Тех, какими стали или могли стать - и в то, что сотворили для себя.
Знаешь, я читаю твои тексты, и после каждого, без исключений, изнутри поднимается волна. Это не просто эмоции, которыми ты делишься, ты даешь видение, знания, что-то такое неосязаемое, но умеющее играть - и как играть! - на струнах души. После твоих работ возникает ощущение, что я - уже не я, и где кончаются мысли твоих персонажей, а начинаются мои - сложно, почти невозможно определить.
Я уже говорила, ты не пишешь рассказы, нет, ты творишь миры, людей, чувства. И это прекрасные, хоть порой и жесткие (не жестокие) миры.
Я благодарна Тебе за волшебство, за то, как ты пишешь, за то, кто ты есть.
Боги, я опять сворачиваю в сторону пафоса, прости)
в общем, люблю! спасибо тебе...
Может быть, так оно и могло бы быть. На эгоизме каждого. Каспиан: моё, хочу, не отдам, ибо - патология, не любовь даже. Питер: бери, не жалко, оставаться-то с этим - тебе. Но только даже в этом - на самой глубине - тоненькая ниточка - а, может, быть, я тебя люблю, а, может быть, только снилось мне и больно мне.
Каспиан и Питер нерарывно связаны - изначально ли Льюисом, как Творцом мира, позже ли - фильмами, переосмыслением книг со слэшерской точки зрения, или просто кто-то захотел, чтобы оно было так, и желание исполнилось. только... можно придумать другие пейринги, можно не придумывать никаких, но если Питер и Каспиан будут вместе, то лишь благодаря Любви. ни похоти, как животного проявления страсти, ни дружбы - простой, без "больше, чем".
им двоим по-другому нельзя. да и не получится... судьба?
прекрасная песня... ты права, именно - "больше, чем о них"
ночная, полная надежды, сотканная из снов - их снов друг о друге.
так жаль, что Вилка нигде не снимался больше... кадры, кадры - так не хватает.
-
-
20.01.2011 в 22:36Я тебе скажу честно, без кокетства... (иногда ведь - кокетничаю). Всё, что я пишу, я одновременно люблю за те эмоции, которые текст у меня берет и мне дает - и вместе с тем не люблю за исполнение. Вышедшее из-под руки кажется сумбуром, чем-то рваным, неосмысленным, словно я не могу и десятой доли того, что хотела, передать. И я долго привыкаю к собственным текстам - не ко всем, но так бывает. Считаю себя способной - да, но не талантливой, наверное...
Поэтому мне действительно больно и сладко - хорошей, горло перекрывающей болью - когда я читаю чьи-то, подобные твоим сейчас, слова. Ты даже не можешь себе представить, как это важно. Как это дорого - дороже золота. Как это ценно - человеческими, из самых душевных тайников, чувствами. От того, что ты сказала, я сейчас немножко невменяемая - до слёз, и очень счастливая.
И ещё. Не было бы этого волшебства - волшебства ли? - безо всех вас, читающих и так много мне дающих (сил, желаний, идей, чувств). Вы - краски на холсте, и вы - суть, заполняющая контур. Потому что эмоцию дают - люди.
И, конечно, они - те, о ком. Это действительно - твоя правда выше всех правд - некая предназначенная сведённость. Есть пейринги - да не пейринги даже, пары, родство, порядок единения - которые сводятся сами. Когда других, равных по силе, не видишь. Когда люди друг к другу - как ключ к замку или осколки одного. И ты склеиваешь их вместе, потому что это квинтэссенция любви. Потому ли, что они из разных миров, потому ли, что они сами - разные, но это магнетизм на всех уровнях, от логики до интуиции. Просто есть двое выдуманных, созданных чьей-то фантазией людей, и ты знаешь: этим - вместе - быть. Такие пейринги заставляют вставать и идти. Говорить и делать. Потому что тебе кажется, что где-то ты помогаешь настоящим. Как-то очень мистически и глупо звучит, наверное, но, я думаю, ты меня поняла).
Меня этой песней просто пробило. Она как будто ради них и писалась.
так жаль, что Вилка нигде не снимался больше... кадры, кадры - так не хватает.
Хоть бы в рекламе бульонного кубика появился, а то что-то да...
-
-
22.01.2011 в 03:00Всё, что я пишу, я одновременно люблю за те эмоции, которые текст у меня берет и мне дает - и вместе с тем не люблю за исполнение. Вышедшее из-под руки кажется сумбуром, чем-то рваным, неосмысленным, словно я не могу и десятой доли того, что хотела, передать. И я долго привыкаю к собственным текстам - не ко всем, но так бывает. Считаю себя способной - да, но не талантливой, наверное...
на самом деле странное откровение. для меня - странное.
потому что твои тексты, прежде всего, ярко-образные. в них может быть минимум действий, но они наполняют такими эмоциями - твоими, да, твоими, - которые пересоздают реальность. разве это не талант?
мне кажется, если ориентироваться на корифеев литературы во всем: в стиле написания, в идеях, - можно растерять себя еще на полпути к цели. у тебя необычный стиль, да, но он прекрасен - и это именно то, подходящее слово. это высшая эстетика. не знаю, как другие, но я, читая твои рассказы, смакую каждое слово, каждое предложение. потому что все на своих местах, потому что тексты наполнены музыкой.
и это не попытки разубедить или захвалить. *пожала плечами* просто говорю, что думаю)))
От того, что ты сказала, я сейчас немножко невменяемая - до слёз, и очень счастливая.
И ещё. Не было бы этого волшебства - волшебства ли? - безо всех вас, читающих и так много мне дающих (сил, желаний, идей, чувств). Вы - краски на холсте, и вы - суть, заполняющая контур. Потому что эмоцию дают - люди.
*согласно всхлипнула и кинулась обниматься*
Такие пейринги заставляют вставать и идти. Говорить и делать. Потому что тебе кажется, что где-то ты помогаешь настоящим. Как-то очень мистически и глупо звучит, наверное, но, я думаю, ты меня поняла).
да, кажется, поняла...
есть теории о том, что каждый творческий человек своими работами создает новый мир, как кто-то создал наш. и осознавая это, когда прописываешь-прорисовываешь чужие жизни, словно участвуешь в процессе создания альтернативной реальности, где все - живые, думающие, любящие.
и ради счастья тех далеких, из других миров, людей порой хочется свернуть горы))
Хоть бы в рекламе бульонного кубика появился, а то что-то да...
так, да, хоть бы в рекламе... обидно за талант, он же очень хорошо играет.
-
-
22.01.2011 в 13:41Это мне... я даже не знаю... Как теплую ладонь на сердце). Спасибо тебе, на самом деле спасибо, родная. И, да, наверное, одна из первейших моих проблем в том, что я многих читаю и многих люблю, мне хочется быть похожей на них, а я понимаю, что не могу, что пишу так, как пишу, и это меня иногда огорчает - то, что не получается быть, как кто-то. Хотя и не надо, наверное, надо, чтобы было своё. И поэтому мне сейчас очень важно то, что ты сказала).
Ох
и ради счастья тех далеких, из других миров, людей порой хочется свернуть горы))
Вот - да. Как говорит одна моя подруга: ну, они же нарисованные. Нарисованные, придуманные, да, но когда ты вложила в них какие-то эмоции, какие-то слова, ты их оживила, как оживили Галатею, сделала из камня - человека. И всё. С этого момента на тебе ответственность высшей меры. Ты ответственна за их - героев - счастье и жизнь где-то. И в этом-то и заключается, наверное, весь смысл написания чего-либо. Потому что просто оперировать образами, как куклами без жизни, это не написание, это ремесленничество.
обидно за талант, он же очень хорошо играет.
Так часто бывает со слишком молодыми актерами, начавшими очень рано. Остаются в одной роли и больше - нигде, ничего. Я надеюсь, что это всё-таки не тот случай, потому что у Уилла - типаж, обаяние, его не хотелось бы терять.