Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Шапка и предыдущие отрывки - здесь и здесь.
№4.
(по хронологии в том числе)
читать дальше
Рокэ Алва задумчиво перекатывал в узких ладонях бокал с остатками вина, и Квентин Дорак как-то отстраненно и тоскливо подумал, что грядущий разговор ни к чему не приведет. Кому угодно в этом шатко стоящем на ногах королевстве можно было приказывать, угрожать и сулить выгоду, и был только один человек, которому, по чести или без оной говоря, было откровенно плевать на вышеперечисленное. Да Дораку и не хотелось прибегать к этим средствам, Алва для того ему слишком нравился. Периодически.
Кардинал выровнял дыхание и прислушался к биению собственного сердца. Ровному, мерному, живому. И слава Создателю. Пока ещё есть силы, надо завершить столь многое.
Дорак перехватил пристальный взгляд Ворона и коротко с сожалением усмехнулся.
- Простите, друг мой, что оторвал вас от дел. Но есть разговор, который мы не сможем отложить на потом.
Алва кивнул и приглашающим жестом предложил кардиналу продолжать. Квентину Дораку повезло с собеседником - можно было не ходить вокруг да около.
- Возможно, мой вопрос покажется вам более чем странным, но не подумывали ли вы в последнее время о том, чтобы жениться и благополучно завести семью, обзаведясь потомством?
Взгляд Алвы сверкнул вежливым недоумением и он как-то очень уж откровенно и хищно усмехнулся, рассмеявшись.
- Удивительный интерес к моей личной жизни. Могу я поинтересоваться, чем он вызван?
Дорак вздохнул и вернул на инкрустированный столик пустую полупрозрачную чашку, недавно полную шадди. Вторую за этот вечер чашку. Если бы лекари кардинала знали, насколько он злоупотребляет этим нежелательным напитком, они бы явно его не одобрили. Впрочем, его не одобряли три четверти населения Талига, хотя и по иным причинам.
- Друг мой, признаться честно, я, бесспорно, заинтересован в удачном продолжении вашего рода, но, думаю, этот вопрос вы решили бы и без моего вмешательства. Однако, не все люди в Талиге согласны оставить эту сторону вашей жизни за семью печатями. Кому-то смертельно необходимо, что вы женились.
- Да что вы, - Алва залпом опустошил бокал и, поставив его на стол, гибко и со вкусом потянулся в кресле. Властителю Кэналлоа можно было сказать, что к Олларии подходит сам Чужой со всеми своими Закатными полчищами, а Повелитель Ветров только еле заметно пожал бы плечами, проверил, как ходит в ножнах шпага, и отправился бы пожать руку своему покровителю. Изумительно невыносимый человек.
- Рокэ, - Дорак подался вперед, заглядывая в сверкающие какой-то странной насмешкой глаза. – Буду с вами предельно откровенен. У меня немало людей, готовых служить мне за чины или золото, и видит Создатель: корысть человеческая иногда крайне полезна. Эти люди способны проникнуть куда угодно и вызнать что угодно. И не так давно до меня донесли одну весьма интересную новость.
- Так поделитесь ею со мной. Люблю новости, - и Ворон, откинув голову на спинку кресла, прикрыл глаза. Интересно, мелькнула на краю сознания полу-мысль, когда этот человек спал нормальную ночь? Вероятно, более чем давно. И в отличие от него, кардинала Сильвестра, рассыпавшегося на глазах, умудрялся уметь выглядеть бодрее, чем был. Впрочем, что с него взять… Рокэ моложе и кровь его сильнее. Если в венах его, конечно, кровь, а не шадди.
- Небезызвестный кансилльер Талига страстно желает выдать за вас какую-нибудь преданную Раканам деву из медленно умирающей семьи Людей Чести. И, признаться, идея эта не лишена смысла - для сторонников кансилльера, разумеется - и может помочь им в достижении немалых целей.
- Не успеешь оглянуться, а тебе в постель уже подложили шпионку. Как тяжело жить в этом мире, не правда ли?
- Рокэ, не стоит так шутить, - внушительно и вкрадчиво произнес Дорак. – Если у Штанцлера получится то, что он задумал, он и его союзники разом убьют двух зайцев. Во-первых, они действительно получат идеальную шпионку в доме врага, передающую им информацию из первых уст. Во-вторых, если подобная девушка всё-таки родит вам наследника, то ваша жизнь окончательно перестанет стоить для Людей Чести и ломанного гроша. Перстень с ядом или спрятанный в складках платья кинжал – право слово, я бы не удивился подобному. И тогда главой Дома Ветра станет ваш отпрыск под руководством вашей же вдовы, а ведь согласитесь: это исполнение мечты любого, кто вас ненавидит.
- Исполнение мечты любого, кто меня ненавидит, Ваше Высокопреосвященство, это всадить мне в горло клинок. То, что вы описали, бесспорно, очень похоже на страшную сказку, но позвольте заметить: хотя сказкам иногда и случается претворяться в жизнь, трудно женить человека без его ведома, не так ли? А я в ближайшее время – да и не в ближайшее тоже – не собираюсь обзаводиться семейством, упаси Леворукий (уж простите). Надеюсь, на этом мы закончим и не станем дальше беседовать о бренном и мирском. – Алва, потянувшись к столу, наполнил свой бокал и с удовольствием откинулся обратно в кресло. Дорак качнул головой.
- Вы недооцениваете Штанцлера, друг мой. В конце концов, вы ещё молодой мужчина, и любая привлекательная девушка…
- Вы действительно считаете, - глаза Ворона продолжали наливаться каким-то неестественным темным весельем, - что через мою спальню проходит каждая хорошенькая женщина в Талиге? Это очень лестно, но, каюсь, не совсем соответствует истине.
- Вы неисправимы, Рокэ, - не выдержав, заметил кардинал.
- Вы тоже, - отсалютовал ему бокалом Алва.
- Хорошо, - утомленно вздохнул Дорак и прикрыл глаза. – Давайте будем говорить ещё конкретнее. Вам знакома Адриана Лиско, дочь графа Эдмона?
- Видел мельком, - небрежно пожал плечами Ворон.
- И никак более?
- Что вы хотите от меня услышать? Если вам интересно моё мнение об этой девушке, то она, бесспорно, прелестна, но не в моем вкусе. Вообще, знаете, не люблю девушек из приличных семейств. Предпочитаю честных куртизанок – оно как-то порядочнее…
- Вы – и заговорили о порядочности?
- Это единственное, что покоробило в моих словах церковника? – Алва снова рассмеялся. – Создатель, Квентин, если вам так хочется знать – Адриана Лиско ещё не успела согрешить. По крайней мере, со мной.
- Пусть так, Создатель с вами. В таком случае лучше ответьте мне на вопрос о том, как в этом удосужилась участвовать королева. Вы знаете Её Величество лучше меня.
- О, да, - с готовностью подтвердил Ворон, отпил из бокала ещё вина, просмаковал вкус, а потом начал почти лениво: - Эта бледная фиалка меня ненавидит, я отвечаю ей чем-то схожим, подобная взаимность почти завидна, как вы считаете? Вспомните, не так давно я сказал вам, что у Катарины Ариго ум мужчины и тело женщины. И этим умом она готова добиваться чего угодно, так неужели ей, по-вашему, многого стоит толкнуть в лапы такому чудовищу, как я, свою премилую фрейлину?
- Прошу вас, друг мой, будьте серьезнее хотя бы сейчас. Преданные люди вполне откровенно указывают на то, что в планах кансилльера сделать герцогиней Алва именно эту девушку. А если он так решителен, то я бы на вашем месте был осторожнее, встречая на своем пути это очаровательное создание. Хотя, впрочем, вы и осторожность…
Да, этот человек и осторожность были несовместимы, как лёд и пламень, и поминать сие чувство вслух рядом с ним – всё равно, что толкать Алву в клетку с дикими тиграми. Притом, в клетку, из которой он, вероятнее всего, безоружным выберется лишь с парой царапин.
- Вы правы, я и осторожность обычно слегка расходимся, но нельзя сказать, чтобы я сильно горевал по этому поводу. Я учту сведения, что вы мне сообщили, Ваше Высокопреосвященство, и даже постараюсь читать молитвы при виде графини Лиско.
- Рокэ…
- Что, есть ещё дамы, которых мне стоит опасаться?
- Рокэ, будем честны, - доверительно заговорил Дорак. - Вам нужен наследник. Нужен как можно скорее, и это меня беспокоит. Это проклятое королевство истово хочет окончить очередной круг катастрофой. Обеспечьте своё будущее, найдите себе жену – хоть из семьи старой аристократии, хоть из ремесличьих дочек - в конце концов, вашему предку Рамиро Октавия сошла с рук, а вы так же, как и он, не замечаете чужого мнения. Но прошу вас: не наделайте ошибок. Я боюсь, что в этом разговоре был недостаточно дальновиден, а совершать поступки из чувства противоречия входит в вашу природу… Адриана Лиско достойная девушка, но не забывайте, кому она служит.
Алва, чьи глаза по-прежнему светились злым и веселым блеском, раскачивал в пальцах пустой бокал от вина. На его губах играла узкая, какая-то острая усмешка.
- Благодарю вас за совет, Квентин.
- Вы никогда не прислушиваетесь к советам, - покачал головой Дорак, - и мы оба это знаем.
- Людям свойственно меняться, - философски изрек Ворон. – Хотите, я завтра же посватаюсь к Агнессе Колиньяр? По-моему, замечательное семейство, я его искренне ненавижу… Или к Констанц Рокслей, проверим, хватит у дочери Оливера смелости отравить меня за обедом.
- Рокэ, вы снова шутите, - кардинал устало закрыл глаза и медленно откинулся на спинку кресла. Алва вздохнул, поднялся на ноги и мягко опустил руку на плечо Дораку.
- Я утомил вас своей иронией и своей несговорчивостью, Ваше Высокопреосвященство. Пожалуй, вам стоит побеседовать со своими лекарями, а мне – отправиться восвояси, а то вдруг юный Окделл снова приютил какого-нибудь святого, а я и не знаю. Отдыхайте, друг мой.
Ворон развернулся и уже шагнул к двери, когда за спиной прозвучало:
- Аббатство Святой Октавии слишком приметное убежище. Над ним буквально витает знак Малого двора.
Рокэ обернулся и пристально, оценивающе посмотрел кардиналу в лицо. Квентин Дорак снова глубоко вздохнул и закрыл глаза – играть в гляделки с этим человек не умел даже он, да и не хотел.
Иногда приходится пускать в ход оружие, которое собираешься приберечь для крайнего случая, и это печально – особенно по отношению к умным людям. Таким, как Первый маршал. Но если осторожным не будет он, кардинал Сильвестр, то не будет никто, а, значит, придется убирать помехи самому… Жаль. Очень жаль. Он не хотел бы иметь во врагах герцога Алву, а тот теперь воспримет Адриану Лиско как личную протеже – хотя бы назло всем.
- У вас хорошие соглядатаи.
- Среди них есть талантливые, - согласился кардинал. И, помедлив, произнес тоном ниже: – Рокэ, есть вещи, которых я искренне не хочу, а потому надеюсь, что вы знаете, что делаете.
- Я всегда знаю, что делаю, Ваше Высокопреосвященство, - заметил Ворон.
***
- Вам полезно помучаться ожиданием, юноша, это учит терпению. – Алва одним плавным, нечеловеческим движением быстро взлетел в седло, и Ричард в очередной раз с тоской подумал, что такое умение управляться с лошадьми есть, пожалуй, ещё только у Эпинэ.
Ворон вышел из резиденции кардинала Талига совершенно спокойным и абсолютно равнодушным, от него буквально веяло горным льдистым холодом, но Дикон заметил, что на самом дне этих неправдоподобно-синих глаз сверкали шальные злые искры – как перед битвой, как тогда, на Дарамском поле, но, нет, даже у Дарамы Ворон был, словно дома, а не в пекле боя. Ричард с надеждой подумал, что, возможно, кардинал мог сказать Алве что-то, что тому очень не понравилось, Ворон возразил, они рассорились и теперь властитель Кэналлоа зол на Квентина Дорака, а от одной ссоры, кто знает, недалеко и до…
О том, до чего ещё рукой подать от разговора его эра с кардиналом Сильвестром, Дикон подумать не успел, с удивлением заметив, что, пока он мечтал, они уже миновали ворота. По дороге домой Моро взял довольно приличную скорость – а всадник или не препятствовал, или сам понукал – и Сона привычно пристроилась на полкорпуса позади. Ворон спешился и, не дожидаясь своего оруженосца – с какой бы вдруг стати – широким шагом, на ходу снимая перчатки, пошел к распахнутым дверям. На пороге его ждал Хуан. Он склонил голову, приветствуя господина, а потом негромко – по крайней мере, Ричард не услышал ни слова – заговорил о чем-то.
Алва обернулся на подошедшего Дикона и с задумчивой сосредоточенностью окинул его взглядом. Ричард непонимающе моргнул глазами, пытаясь вспомнить, что могло случиться по его вине.
- Ближайшие пару часов вы можете быть свободны, юноша. Деньги у вас есть, прогуляйтесь. Если угодно, можете даже сесть за кости, только не стоит проигрывать фамильные кольца и свою лошадь, она и так для вас более чем хороша, - и, не добавляя ничего больше, Ворон отвернулся и шагнул через порог. Дверь закрылась буквально перед носом оруженосца Первого маршала.
Ричард нахмурился, ему стало как-то неприятно и муторно. Рокэ Алва никогда не отличался большим душевным расположением к кому бы то ни было, но было что-то необыкновенно обидное в том, что его как собачонку не пустили в дом, оставив за порогом. Делать, впрочем, всё равно было нечего, а вечер был вполне приятным и даже располагал к тому, чтобы посидеть в какой-нибудь приличной таверне за бутылкой «Слез». И, решив сначала нанести визит Налю, пригласив его с собой, Дикон забрал у Пако поводья Соны. Уже садясь в седло – далеко не так изящно, как обычно делал его эр – Ричард, взглянув наверх, на секунду уловил в окне кабинета Алвы тонкую легкую тень. Тень мгновенно скрылась за портьерой, едва он поднял голову, но теперь всё хотя бы вставало на свои места, хоть и становилось ещё противнее.
Рокэ Алва отослал своего оруженосца ради визита очередной своей любовницы, как будто Дикон мог им чем-то помешать, находясь у себя в комнате. Невелика, впрочем, трагедия, он прекрасно проведет этот вечер, даже не смотря на традиционные нотации Наля.
***
Алва вошел в собственный кабинет, запер дверь и, оглядел помещение, равнодушно бросил:
- Надеюсь, вы не замерзли, сударыня. Вы вполне могли бы приказать разжечь огонь, раз приходите в мой дом, как в свой.
От кресла, стоящего спинкой к двери, отделился тонкий женский силуэт. Девушка повернулась лицом к вошедшему и опустила с головы капюшон легкого темно-серого плаща. Луч закатного солнца стороной выхватил у её шеи восьмиконечную серебряную звезду. Девушка подняла руки, расстегнула застежку и сбросила плащ в кресло. Адриана Лиско, коей и оказалась гостья, могла бы казаться абсолютно спокойной, если бы её не выдавали руки, крепко сцепленные в замок.
- Я бы не пришла в ваш дом не будь на то острой необходимости.
- Не сомневаюсь, - согласился Алва. – Иначе я прослыл бы чрезмерно гостеприимным. Ваша добрая репутация уже погублена на корню, а мою дурную ещё можно спасти.
- Мне надо с вами поговорить, - закрыв глаза, размеренно и твердо произнесла Адриана.
- В этом мне будет сложно вам отказывать, учитывая, как редко ко мне общаются именно с этой просьбой не лишенные приятности женщины. – Ворон подошел к столу и плеснул из кувшина темно-алой жидкости в два высоких бокала. – Не люблю говорить о серьезных вещах трезвым, эрэа, а вы наверняка пришли ко мне с разговором, ни много ни мало, о жизни и смерти.
- Вполне возможно, - не стала отрицать она, не обращая внимания на его ироничный тон. Адриана подошла к столу и взяла бокал. В тонком, изящно выделанном хрустале маслянистая гладь дорогого вина на секунду отразила упрямое лицо, прежде чем девушка пригубила.
- В таком случае, позвольте всё-таки полюбопытствовать, что привело вас в сию обитель зла.
Адриана крепко сжала в руках бокал. Ворон отстраненно подумал, что хрусталь, не выдержав, может и лопнуть. Воистину, это более чем странная девушка. Но так оно даже забавней.
А она пришла сюда…
Она пришла сюда говорить, но теперь, оказавшись лицом к лицу с этим человеком, абсолютно не знала, какими словами выразить всё то, что так хотелось сказать. Говорить с ним было невыносимо тяжело, никогда нельзя знать, ответит ли он очередной отповедью, изящной издевкой или выслушает серьезно. Впрочем, возможно, во всех этих случаях Ворон всегда и был серьезен, а все они – шутили невпопад и не к месту.
Да, она пришла говорить, и если об этом узнает хоть одна живая душа, то проще самой и сразу шагнуть в Закатные Врата. Она пришла сюда – в куда большей степени, если не лгать себе – предавать и разрушать, но были вещи гораздо сильнее её. Даже – гораздо сильнее тех, кто проклял бы её, узнав о грядущей беседе.
Не так давно, буквально считанные дни назад, она дала кансилльеру Талига слово, что станет женой герцога Алва – и что готова согласиться с любыми мерами, которые будут для этого предприняты. Вчера, разговаривая с эром Августом, она, наконец, услышала то, что хотела – способ, которым её попытались бы ввести в Дом Повелителей Ветра. Штанцлер был хмур, немногословен, излучал чувство вины и долга. Она сидела, опустив голову и считая выдохи.
План был так прост и так сложен. План не предполагал ничего нового. План просто имел в основании мужчину и женщину, да разве и надо было больше? Надо было более чем немного – постараться как можно чаще попадаться на глаза герцогу Алва, улыбаться и смотреть красноречивее слов, а потом… а потом королева вступилась бы за обесчещенную подругу. Всё кончилось бы идеально. Совершенно. Скандал подобного рода был совсем не нужен ни Талигу, ни королю, ни его Первому маршалу, и так не слишком любимому Людьми Чести. Оскорбленная дочь вассалов Эпинэ подняла бы против кэналлийского Ворона слишком многих, а над тем, чтобы дело не удалось замять, постарались бы влиятельные люди. Кажется, Ги Ариго уже принялся репетировать свою обличительную речь… Как всё это возвысило бы несчастных и притесняемых Людей Чести.
Странно, что никто из них не подумал об одном: этого человека можно было попытаться убить, можно было утопить его в чужой крови, но нельзя было поставить на нем ни единого черного пятна. Рокэ Алва был не из тех людей, что позволяют себя клеймить, а она – не из тех женщин, что позволяют клеймить мужчин, по прихоти или же нет когда-то спасших им жизнь.
… Она попыталась представить, как смотрела бы потом в глаза Ворону, обвиняя его в своем якобы падении, к которому тот принудил её якобы силой.
Она попыталась представить, как станет смотреть в глаза кансилльеру Талига, если не будет заключен брак – не будет по её же слову.
Первое показалось гораздо нестерпимее и мучительнее. Многим больнее второго. Второе она сможет пережить, а с первым придется жить.
Нет, она не знала, зачем пришла сюда. Её помощь не была нужна этому человеку, да, в сущности, ему не была нужна ничья помощь, разве что Леворукого. Но она стояла здесь, перед его лицом, и была готова разбить на осколки мечту о свободной Талигойе, первой ступенькой к которой был сын Рокэ Алвы от преданной Раканам женщины, которая и переведет Дом Ветра на верную сторону. Потому что Первого маршала Талига уже не будет в живых, а как – разве важно… Есть восторженный мальчик Окделл. Есть верные и достаточно меткие люди. Есть, в конечном счете, темный камень в её перстне, закрывающий ядовитые гранула – у Людей Чести во все времена были подобные на случай позора или праведного дела… Нет, нет. Пусть лучше меткий стрелок, только не она. Неужели Штанцлер так и не понял, что она, Адриана Лиско, никогда не смогла бы повернуть в сторону темный камень над бокалом этого человека? Впрочем, как ему понять, как им всем понять.
Она пришла сюда, чтобы ничего этого не случилось, но, думая, уже успела сбросить вину за пока далекую смерть герцога Алва на чужие плечи.
Впрочем, кажется, герцог Алва бессмертен. И слава Леворукому.
Значит, она просто пришла сюда.
- Вы так таинственно молчите, эрэа, что я заинтригован.
Адриана резко разжала руки и бокал, который она, уже не помня того сама, сжимала в ладонях, упал на пол. Темно-вишневая «Черная кровь» расплескалась в стороны, бокал откатился от её ног по мягкому ворсу ковра. Ворон вопросительно выгнул бровь.
- Это похоже на безумие, - глухо, с трудом выдавливая слова, произнесла она, кажется, в никуда, а потом опустилась в ближайшее кресло и склонила голову. Она не могла видеть, что взгляд смотрящего на неё стал пристальнее и тяжелее.
- По-видимому, так и есть. Но если с ним, как считают многие, живу я, то проживете и вы. Начните говорить, эрэа, раз пришли, а если нет – дайте мне в тишине напиться, в вашем обществе или же без него – безразлично.
- Они хотят, чтобы у Повелителей Ветра был наследник. Они хотят, чтобы у вас родился сын, который не был бы вам предан. Потому что ему некому бы было быть преданным, - резким шепотом закончила Адриана, с силой сжимая подлокотники.
- Они? – В голосе Ворона мелькнуло прохладное любопытство. Словно ничто больше его не заинтересовало, и она беседовала с ним о посредственности кагетских красных сортов. Впрочем, кто знает. Возможно, у этого человека действительно нет ни сердца, ни интереса к окружающему миру, возможно, он действительно пуст, чудовищно и страшно пуст внутри, а в его жилах вместо крови плещется лоза. Кто знает. Кто знает.
Она – только надеется на обратное.
- Люди, преданные Истинной династии.
- Довольно опрометчиво называть истинной династию, чуть не приведшую королевство к прижизненному тлену, а потом четыреста лет живущую за счет эсператистских церковников.
- Это не важно, - морщась, покачала головой Адриана. – Создателя ради, герцог, они хотят, чтобы вы связали себя с верной Раканам, они хотят, чтобы это была я, они хотят… им нужен этот ребенок, Алва, сын, которого я рожу вам. Послушайте же меня, наконец, и ответьте, ответьте хоть что-нибудь! – Голос её зазвенел металлом, становясь выше, а потом резко сорвался - и на комнату обрушилась трещащая по швам тишина. Адриана Лиско дышала глубоко и часто, закрыв глаза и до снежной белизны пальцев сжимая дерево.
Она услышала, как о поверхность стола ударяется хрусталь – видимо, Ворон отставил бокал, и как её чуть обдало холодом, когда этот человек прошел мимо и опустился в кресло напротив.
- Это всё уже не новость для меня, эрэа. Простите, если вы ожидали иной реакции.
Адриана открыла глаза и ударилась о невыносимо синий блеск чужих глаз, выжигающий и вымораживающий всё внутри неё. Взгляд этот был пристален и изучал её лицо с каким-то неподдельным, внимательным интересом. Рокэ Алва, вдруг подумала она, сейчас был серьезен, как никогда, и это почти пугало. На секунду ей захотелось, чтобы вернулась обратно его оскорбительно-насмешливая ирония, коконом почти безопасного разговора окутывающая собеседника. Но она сама хотела говорить серьезно – и теперь они будут говорить.
- Признаться, я почти восхищен уровнем коварства господина кансилльера. На фоне Штанцлера чувствуешь себя практически благородным человеком, отвратительное ощущение. Впрочем, на войне – в битве или в тылу – хороши все средства, и план не был лишен некой доли логики, хотя был совершенно провален. Будь вы хоть трижды очаровательны, графиня, всё закончилось бы бесславно.
Адриана почувствовала, как вспыхивает лицо. Это была дурная, почти детская привычка – краснеть до корней волос, но алая волна заливала её до краев бесконтрольно и жарко. Она была готова услышать что угодно, лишь не была готова быть униженной. А, впрочем, она ли не знала, куда шла.
- Я вовсе не пытаюсь оскорбить вас, эрэа, или умалить ваши достоинства. Не принимайте этого на свой счет. Просто с давних пор я предпочитаю обходить стороной целомудренных девиц из благородных семейств. Слишком много неприятных последствий – иногда для семейств.
Она медленно выдохнула и тихо произнесла:
- Тогда поступайте так и дальше. Обходите меня стороной. Меня – и любую другую, что вдруг станет попадаться вам на пути – не случайностями, как было со мной, а намеренно. Другую они найдут, поверьте мне, герцог, и способ найдут тоже… В конечном счете, вам нужен наследник, это знают они и знаете вы. А ещё об этом знают Их Величества, которые, будьте уверены, с подачи кансилльера Талига облагодетельствуют ту несчастную, как облагодетельствовали бы меня, - голос её опять начал твердеть и звенеть горьким раздражением. Кажется, даже ощутимо горчило на языке – может быть, это был вкус бессмысленности.
Разговор, который она нелепо попыталась вести, оказался ненужным. Всё было определено и предотвращено и без её усилий. Среди Людей Чести их круга оказались или недостаточно преданные или слишком болтливые, и Рокэ Алве стало известно о планах кансилльера Талига раньше, чем о них ему сообщила, не понимая сама, для чего, Адриана Лиско. Разговор этот был окончен. Алва презирает каждую - и ни одну, возможно, никогда не сделает своей женой. Наследник же… Создатель, это почти смешно. Это слишком старомодно и слишком в духе древнего дворянства – надеяться на продолжение рода. Четыре столетия назад трон Талигойи занял бастард провинциального герцога – и стал великим королем. Чистая кровь ныне не в почете.
У неё, дочери Лиско, хватит сил подняться и навсегда уйти из этого дома. У неё хватит сил прожить отведенный срок, будучи твердо уверенной в единственном и правильнейшем из всех решений.
Сегодня она попыталась спасти человека, не нуждающегося в спасении.
В сущности, совесть – единственный судья, и перед этим судом она чиста. Теперь – чиста.
Почему совесть эта, вдруг ставшая столь отличной от долга, велела ей прийти к этому человеку, она думать не хотела.
- Я могу понять кансилльера, графиня, - начал Алва – спокойно и почти вдумчиво, - я тем паче могут понять гиен и ослов вроде Ги Ариго с братцем и достославного Килеана – они только и рады чужими руками затянуть на чьей-нибудь шее петлю. Я даже в состоянии понять вас, согласившуюся на эту авантюру в духе восстаний Людей Чести – со спины, безнадежно и нелепо. Я могу понять в этой истории всё, за исключением одного: какого Леворукого вы пришли сюда, Адриана Лиско? Зачем? – И Ворон, подавшись вперед, поймал её взгляд и цепко удержал его. Адриана почувствовала, как вдруг начали холодеть и без того зябнущие руки.
Это был вопрос, которого она боялась, потому что всегда страшат вопросы без ответов. Не так давно этот человек спросил у неё, чему она верна, и она промолчала. Ответ ещё не сложился в её мыслях со всей полнотой и откровенностью. А сейчас он был и не нужен, потому что действие говорило больше слов, и сам факт её прихода был ответом. Знал ли об этом он? Ей не понять.
Когда-то – она не уловила этого момента точно – мир перестал быть черно-белым и делиться на правых и виноватых. Возможно, это произошло, когда она впервые посмотрела в чужие глаза – как в трещину мироздания. Возможно, когда призрачной тенью жалась к стенам домов, ночной Олларией идя к аббатству Святой Октавии, сопровождаемая двумя кэналлийскими стрелками. Возможно, когда эти, эти самые унизанные сапфирами пальца удерживали её голову, стирая с рассеченного виска тонкую струйку крови. Возможно, когда дала Августу Штанцлеру своё слово, уже тогда зная, что мир не однозначен и сложен – и что она не в силах будет предать человека, которого не видит виноватым.
Вероятно, сумей её совесть обвинить Рокэ Алву во всех грехах этого и иных миров, она бы без колебания пошла на что угодно. Вошла бы в чужую спальню, а позже раскрыла бы секрет перстня над чужим бокалом. Может быть. Только может быть.
Но она не видела его виноватым так, как другие. Его руки по локоть в крови. Да. Но руки её союзников – чище? Он убивает. Да. Но он хотя бы делает это открыто. Он играет с людьми, втаптывая их в грязь. Да. Но разве люди не отвечают тем же? Тогда виноваты все они, все до иного - и во всем. Этот же человек хотя бы служит Талигу. Талигу или Талигойе – плевать. Он служит стране, пока другие страну делят.
Она тоже хочет служить стране. Или…
- Я не знаю, - почти шепотом ответила она. – Я не знаю.
И тогда чьи-то руки вдруг буквально выхватили её из кресла и вздернули наверх. Чужие ладони с силой, почти до боли сжали её плечи, а глаза не смотрели, а распарывали – темные, глубокие, пугающие.
- Я могу догадаться, о чем вы думаете. Мне доводилось видеть глаза, подобные вашим. Вы совершаете ошибку, графиня. Я не тот мужчина, а вы не та женщина. Вернитесь на землю и посмотрите правде в глаза, посмотрите со стороны. Вы увидите чудовище, - он усмехнулся, - животное, как вы сказали мне не так давно. Так называемые Люди Чести презирают меня, а я плачу им тем же – и даже в большей степени. Не питайте надежд на моё рождение и титул. Вы увидите себя, преданную Людям Чести и доживающим свой век остаткам Раканов, и это будет верно. Мы стоим по разные стороны, графиня, и там нам и место. За заботу о моей жизни я вам премного благодарен, а теперь – уходите и никогда больше не переступайте порога этого дома. Вы найдете здесь только клеймо предательницы и уставшего пьяницу, не умеющего пьянеть даже от крови. Идите. Вас проводят. Как, впрочем, и всегда.
Хватка чужих сильных рук исчезла, но вопреки собственному ожиданию колени её не подломились и она так и осталась стоять, кончиками пальцев опираясь на дерево подлокотников, словно это была надежнейшая из опор. Алва отошел к окну и снова налил в бокал вина.
За стенами дома и стеклами окон опускались сумерки. Закат давно догорел, опалив своим пожаром уставшую от дневной суеты Олларию, и только рыжевато-желтая полоса ещё светилась за Западе.
Сердце, неестественно спокойное, мерно и четко отбивало удары, словно удары колокола – время. Время, уходящее без возврата и без возврата утекающее сквозь пальцы. Время, которого у неё не было, нет и уже никогда не будет. Песок ссыпался до середины, а потом что-то преградило ему путь, и время встало на месте, недвижное и густое. Только сердце ещё толкало кровь. Возможно даже, эта кровь до сих пор была теплой.
Адриана вдруг улыбнулась, усмехнулась, покачала головой, почти рассмеялась. Это было какое-то истерическое, неживое веселье. Дрожали и беззвучно двигались пепельные губы, как будто там, за стенами сомкнутых век, она сочиняла ответы.
Ей было смешно и легко.
Он ошибался. Он наконец-то ошибался, этот невозможно, просто чертовски правый человек, он ошибался, а она – нет. И не было ничего вернее, чем её приход сюда, чем этот не имеющий смысла разговор, чем её незнание и его знание. Он ошибался, и от этого ей было хорошо и так пусто-звонко внутри, как будто тело не имело веса, а голова – мыслей.
Она оттолкнулась кончиками пальцев от полированного дерева и подошла к Ворону. Тот по-прежнему смотрел то ли в окно, то ли мимо него. Для этого человека, только что проведшего между собой и нею черту, её больше не существовало. Была – и исчезла. Была короткая встреча в доме заговорщиков на улице Мимоз, и было слово о её жизни. Было иная встреча, тяжелее и горше, у догорающего дома Ариго и здесь, в этом же кабинете, когда бархатный ленивый голос, заполняя сознание, без сомнений говорил ей о справедливости, которой нет, и воздаянии, которое неминуемо.
Сегодня она пришла сюда этим воздаянием. За добро или зло – впрочем, их сложно различать.
Он ещё не знал, что всё правильно, а она уже знала. Может быть, давно.
Адриана сделала ещё шаг вперед и вжалась ему в спину, приникла, вросла в чужое тело. Просто всё вдруг перестало иметь значение и смысл, и если она пришла сюда за отказом и чтобы быть униженной или отстраненной – пусть это случится сейчас и так. Но сначала она впитает хоть немного этого тепла, чтобы хватило на долгое, долгое, долгое будущее, в котором не будет места уже ни долгу, ни обязательствам, ни клятвам.
Руки казались онемевшими, недвижными. Она не касалась, а лишь стояла близко, так, что ближе больше нельзя. Она выдохнула и уперлась лбом в чужое плечо. Ни секунды не понимая, что и зачем делает, она хотела только одного – навсегда уйти. И навсегда остаться.
Нет, возможностей смотреть со стороны больше не было. Пусть он думает, что ему угодно думать. Пусть считает приход уловкой, лихорадку чужого тела за своей спиной – исполнением долга перед Талигойей, а её саму…
- Вам лучше уйти, эрэа, - спокойно, почти на грани между безразличием и недовольством.
Люди говорят, это как-то должно называться. То крепко проросшее в ней, жаркое, там, за грудиной. То незыблемое и готовое стеной встать на пути любого чужого презрения. То, умеющее простить и понять. Люди как-то называют это, но она не помнит, как.
Странно, что он ещё не оттолкнул её. Странно, что она всё ещё здесь и всё ещё жива – не убита даже словом.
Адриана медленно подняла руки и скользнула ими по чужим плечам. В ту же секунду Ворон резко развернулся – неуловимая быстрота движения – и перехватил её запястья.
Глаза в глаза – это было не ново, но по-прежнему страшно, по-прежнему глубоко и по-прежнему она не умела выдерживать долго. Не больше нескольких коротких секунд она, широко распахнутыми, лихорадочно горящими зеленым огнем глазами смотрела в чужую темнеющую синь, а потом опустила голову.
- Вероятно, вы передумали и взялись за исполнение намеченного? – Негромко, источая какой-то сладковатый яд, поинтересовался Алва. – Подобная целеустремленность – редкостное качество. Чего вы хотите по чести, эрэа? Чтобы я в эту же минуту защелкнул на вашем запястье браслет невесты? Этим мы разом облегчим задачу всем вашим и моим друзьям и недругам. Друзьям, впрочем, лишь вашим, я не имею скверной привычки заводить друзей.
- Разве вам так важно, чего хочу я? – Вновь поднимая глаза, вопросом на вопрос отозвалась Адриана. Руки, привыкшие к эфесу шпаги и пистолету, к поводьям и к стеклу бокалов, к чужой коже и чужим рукам, всё ещё сжимали её запястья. – Разве вам нужно это знать?
- Скажите мне, дальше я решу сам.
Она лгала себе всю дорогу, она лгала себе, ожидая этого человека в залитой закатом комнате, она лгала все эти бесполезно потраченные минуты. Она хотела для него свободы и жизни, потому что когда-то он подарил ей и свободу, и – позже – жизнь. Но это было далеко не всё.
Просто была упущенная секунда, когда Адриана Лиско поняла, что это её человек. Что перед ним одним она преклонит колени. Она сказала не так давно другу и брату, что станет служить тому, кто сейчас смотрит ей в глаза. Она успела передумать множество мыслей и принять не одно решение, прежде чем здесь и сейчас, наконец, поняла, что честнее и искреннее, чем тогда с Робером, она не была даже с собой.
- Раньше я считала, - негромко и спокойно начала она, - что знаю, чего хочу. Я хотела служить Талигойе и её Королю. Я хотела, чтобы моя королева стала свободна. Я хотела, чтобы мой отец и мои братья были отомщены. Я хотела, чтобы вы, Первый маршал Талига, были низложены. Я хотела так много – и ничего для себя. Теперь я научилась – иначе. Смотрите мне в глаза, - вдруг как-то болезненно попросила, почти потребовала она, - смотрите мне в глаза, смотрите долго, я выдержу, смотрите и читайте: я бы никогда не смогла предать вас, и я не знаю, почему! – В голосе сверкнула злоба непонимания. – Я не знаю. Вы говорите, что всё не так, как вижу я. А я не знаю, что я вижу. Помогите мне, если можете. Вот – я, Адриана Лиско, дочь и сестра убитых вашей волей, я здесь и я говорю вам: - голос понизился до шепота, медленного и утягивающего, - я готова если не лгать, то молчать о вас. Молчать им всем. Вот, чего я хочу. Вот, что мне нужно. Пустите… - вдруг выдохнула она, закрыв глаза и вырывая руки, но никто её не держал. Хватка чужих сильных пальцев давно ослабла.
Адриана отступила назад, развернулась и быстро накинула на плечи поднятый с кресла плащ.
- Что мне делать, герцог? – Вдруг с какой-то тяжелой мукой, давящей на плечи, спросила она. – Что. Мне. Делать. Скажите…
И тогда голос, умеющий убивать, вдруг произнес за её спиной:
- Я могу ответить вам и мне есть, что вам предложить. Станьте герцогиней Алва и Повелительницей Ветров. Это не самая худшая из перспектив.
Она резко обернулась, успев ухватится рукой за спинку кресла. У неё в глазах на секунду мелькнуло невероятное изумление, почти уверенность в чужом несомненном безумии. Или, впрочем, только ли чужом. Не будучи безумным нельзя было этих слов сказать – и не будучи безумной нельзя было их услышать.
- Не надо, прошу вас, - еле слышно произнесла она почти одними лишь губами. – Не надо. Не хочу ни милостей, от вас невозможных, ни мести тем, кто хотел подослать меня к вам. Не хочу ни вашего вечного бунта, ни вашего вечного сопротивления. Не хочу, чтобы так было только потому, что вы любите и что вам надо – назло, супротив… Не хочу, слышите? Не хочу. Как угодно, но только не так, хоть… Я останусь, останусь просто, - с трудом кинула она в пустоту тяжелое слово, - но не надо этого маскарада, не надо вашего безумия и вашего смеха. Я вас прошу. Я вас прошу, - шепот, близкий к сумасшествию, почти гас, а она чувствовала, что алеющей красноты на лице и кровавыми пятнами – на шее, больше нет. Что кровь похолодела. Что кровь холодна. Что в комнате этой, которую затопило сизыми сумерками, холодно и темно, как в склепе.
Она не слышала собственного голоса и могла бы говорить – ему? никому – ещё и ещё. Но чужие руки вдруг оказавшегося слишком близко, слишком рядом человека обхватили ладонями её лицо и заставили поднять голову.
Мир кружился в гибельном водовороте, сегодняшним вечером она смогла предать и Талигойю, и Династию, и верящих в неё, и себя саму; сегодняшним вечером её жизнь оступилась и заскользила по осыпающимся камням ущелья к самом дну. Сегодняшним вечером могло решиться всё – и всё могло остаться неизменным навеки.
- Я повторяю снова, Адриана Лиско, - голос тверд и негромок, но набатом отдается у неё в голове, - что предлагаю вам стать герцогиней Алва и войти в Дом Ветра. Предлагаю вам, если вам так хочется, рожать мне сыновей и делить со мной все те добрые чувства Людей Чести, что мне безразличны, а вас будут бить – и бить больно. Вы спросили меня, что вам делать, и вот ответ.
Кровь становилась теплой. Время снова продолжило свой бег, песок опять мерно течет сквозь узкое стеклянное горло. Жизнь, оступившись, нашла, на что опереться. Разум был мертв. Разум рождался заново.
Нет, она больше не хотела ни спрашивать, ни спорить, ни думать, ни сомневаться. Хотелось лишь одного:
Никогда не уходить.
Только бы знать, где правда. Что правда. Или в нем правда - всё? Правда, ложь... кто знает границу.
- Я могу предположить, о чем вы думаете. Так вот. Оставьте это. Вы говорили сегодня немало глупостей, я, признаюсь, не меньше. Леворукого ради! До вас я произносил все эти слова лишь однажды – и это кончилось плохо, вероятно, так же кончится и сейчас. Но я не люблю жить ни в прошлом, ни в будущем.
Он ещё не знал, что она могла жить лишь прошлым и лишь будущим, но это правильно и верно, потому что она сможет научить его, как он – её. И всё встанет на свои места. Мозаика, расколотая на осколки, соединится и осветится по-новому.
- Я согласна принадлежать Дому Ветра.
Простите меня – те, кто верил. Простите меня – те, за кого я не умею мстить. Простите меня – те, кому я буду лгать. Те, с кем я буду молчать.
Но не смей прощать меня ты, ты один, если когда-нибудь я предам тебя.
***
Край темно-серого легкого плаща мазнул по камню ограды и исчез за углом. Адриана Лиско уходила из этого дома, безмолвно поклявшись в верности его хозяину, и не жалела ни о чем. Всего минута прошла с момента, как тот, кого когда-то она могла погубить (могла бы? теперь не узнать), услышал от неё ответ:
… принадлежать Дому Ветра.
Тогда чужие ладони отпустили её, и голос произнес: «А сейчас – уходи». И она ушла, зная, что вернется. Что будет возвращаться всегда.
Синий вечер укутывал и хранил. И был всем собою так похож на…
***
Первый маршал Талига Рокэ Алва не смотрел за стекло окна и не видел серой тени, в сопровождении двух верных людей уходящей в вечер. Возможно, стоило напиться. Или даже выиграть у очередного идиота фамильные драгоценности, имение и любовницу. Возможно, стоило помолиться – хоть Создателю, хоть Чужому.
Рокэ Алва не стал делать ни того, ни другого, ни третьего.
Когда ты один, твой мир чист и прост – и просты все твои войны. Но однажды так случается с каждым, однажды каждый находит то, что искал, и в войнах становится больше крови. Впрочем, немногие видели бескровные войны…Одну же он выиграл. Сегодня, здесь, в этой комнате. И впервые выиграл так, как и должно в подобных – не для себя.
И да будут прокляты те, кто встанет на этом новом пути. На пути жизни той, медноволосой, с глазами, подобными глазам дьявола.
Или, возможно, Господа.
***
Сложнее прочих – наука верить.
№4.
(по хронологии в том числе)
читать дальше
«В этом человеке нет ни любви, ни жалости. Он даже не ненавидит. Рокэ Алва пуст внутри, и эту пустоту он заполняет огнем, в котором сгорело немало чужих судеб». (с)
Вдохновение твоё
Беспощадное и злое...
Но учти: с самим собою
Ты не сладишь без меня.
(с) Хельга Эн-Кенти.
Беспощадное и злое...
Но учти: с самим собою
Ты не сладишь без меня.
(с) Хельга Эн-Кенти.
Рокэ Алва задумчиво перекатывал в узких ладонях бокал с остатками вина, и Квентин Дорак как-то отстраненно и тоскливо подумал, что грядущий разговор ни к чему не приведет. Кому угодно в этом шатко стоящем на ногах королевстве можно было приказывать, угрожать и сулить выгоду, и был только один человек, которому, по чести или без оной говоря, было откровенно плевать на вышеперечисленное. Да Дораку и не хотелось прибегать к этим средствам, Алва для того ему слишком нравился. Периодически.
Кардинал выровнял дыхание и прислушался к биению собственного сердца. Ровному, мерному, живому. И слава Создателю. Пока ещё есть силы, надо завершить столь многое.
Дорак перехватил пристальный взгляд Ворона и коротко с сожалением усмехнулся.
- Простите, друг мой, что оторвал вас от дел. Но есть разговор, который мы не сможем отложить на потом.
Алва кивнул и приглашающим жестом предложил кардиналу продолжать. Квентину Дораку повезло с собеседником - можно было не ходить вокруг да около.
- Возможно, мой вопрос покажется вам более чем странным, но не подумывали ли вы в последнее время о том, чтобы жениться и благополучно завести семью, обзаведясь потомством?
Взгляд Алвы сверкнул вежливым недоумением и он как-то очень уж откровенно и хищно усмехнулся, рассмеявшись.
- Удивительный интерес к моей личной жизни. Могу я поинтересоваться, чем он вызван?
Дорак вздохнул и вернул на инкрустированный столик пустую полупрозрачную чашку, недавно полную шадди. Вторую за этот вечер чашку. Если бы лекари кардинала знали, насколько он злоупотребляет этим нежелательным напитком, они бы явно его не одобрили. Впрочем, его не одобряли три четверти населения Талига, хотя и по иным причинам.
- Друг мой, признаться честно, я, бесспорно, заинтересован в удачном продолжении вашего рода, но, думаю, этот вопрос вы решили бы и без моего вмешательства. Однако, не все люди в Талиге согласны оставить эту сторону вашей жизни за семью печатями. Кому-то смертельно необходимо, что вы женились.
- Да что вы, - Алва залпом опустошил бокал и, поставив его на стол, гибко и со вкусом потянулся в кресле. Властителю Кэналлоа можно было сказать, что к Олларии подходит сам Чужой со всеми своими Закатными полчищами, а Повелитель Ветров только еле заметно пожал бы плечами, проверил, как ходит в ножнах шпага, и отправился бы пожать руку своему покровителю. Изумительно невыносимый человек.
- Рокэ, - Дорак подался вперед, заглядывая в сверкающие какой-то странной насмешкой глаза. – Буду с вами предельно откровенен. У меня немало людей, готовых служить мне за чины или золото, и видит Создатель: корысть человеческая иногда крайне полезна. Эти люди способны проникнуть куда угодно и вызнать что угодно. И не так давно до меня донесли одну весьма интересную новость.
- Так поделитесь ею со мной. Люблю новости, - и Ворон, откинув голову на спинку кресла, прикрыл глаза. Интересно, мелькнула на краю сознания полу-мысль, когда этот человек спал нормальную ночь? Вероятно, более чем давно. И в отличие от него, кардинала Сильвестра, рассыпавшегося на глазах, умудрялся уметь выглядеть бодрее, чем был. Впрочем, что с него взять… Рокэ моложе и кровь его сильнее. Если в венах его, конечно, кровь, а не шадди.
- Небезызвестный кансилльер Талига страстно желает выдать за вас какую-нибудь преданную Раканам деву из медленно умирающей семьи Людей Чести. И, признаться, идея эта не лишена смысла - для сторонников кансилльера, разумеется - и может помочь им в достижении немалых целей.
- Не успеешь оглянуться, а тебе в постель уже подложили шпионку. Как тяжело жить в этом мире, не правда ли?
- Рокэ, не стоит так шутить, - внушительно и вкрадчиво произнес Дорак. – Если у Штанцлера получится то, что он задумал, он и его союзники разом убьют двух зайцев. Во-первых, они действительно получат идеальную шпионку в доме врага, передающую им информацию из первых уст. Во-вторых, если подобная девушка всё-таки родит вам наследника, то ваша жизнь окончательно перестанет стоить для Людей Чести и ломанного гроша. Перстень с ядом или спрятанный в складках платья кинжал – право слово, я бы не удивился подобному. И тогда главой Дома Ветра станет ваш отпрыск под руководством вашей же вдовы, а ведь согласитесь: это исполнение мечты любого, кто вас ненавидит.
- Исполнение мечты любого, кто меня ненавидит, Ваше Высокопреосвященство, это всадить мне в горло клинок. То, что вы описали, бесспорно, очень похоже на страшную сказку, но позвольте заметить: хотя сказкам иногда и случается претворяться в жизнь, трудно женить человека без его ведома, не так ли? А я в ближайшее время – да и не в ближайшее тоже – не собираюсь обзаводиться семейством, упаси Леворукий (уж простите). Надеюсь, на этом мы закончим и не станем дальше беседовать о бренном и мирском. – Алва, потянувшись к столу, наполнил свой бокал и с удовольствием откинулся обратно в кресло. Дорак качнул головой.
- Вы недооцениваете Штанцлера, друг мой. В конце концов, вы ещё молодой мужчина, и любая привлекательная девушка…
- Вы действительно считаете, - глаза Ворона продолжали наливаться каким-то неестественным темным весельем, - что через мою спальню проходит каждая хорошенькая женщина в Талиге? Это очень лестно, но, каюсь, не совсем соответствует истине.
- Вы неисправимы, Рокэ, - не выдержав, заметил кардинал.
- Вы тоже, - отсалютовал ему бокалом Алва.
- Хорошо, - утомленно вздохнул Дорак и прикрыл глаза. – Давайте будем говорить ещё конкретнее. Вам знакома Адриана Лиско, дочь графа Эдмона?
- Видел мельком, - небрежно пожал плечами Ворон.
- И никак более?
- Что вы хотите от меня услышать? Если вам интересно моё мнение об этой девушке, то она, бесспорно, прелестна, но не в моем вкусе. Вообще, знаете, не люблю девушек из приличных семейств. Предпочитаю честных куртизанок – оно как-то порядочнее…
- Вы – и заговорили о порядочности?
- Это единственное, что покоробило в моих словах церковника? – Алва снова рассмеялся. – Создатель, Квентин, если вам так хочется знать – Адриана Лиско ещё не успела согрешить. По крайней мере, со мной.
- Пусть так, Создатель с вами. В таком случае лучше ответьте мне на вопрос о том, как в этом удосужилась участвовать королева. Вы знаете Её Величество лучше меня.
- О, да, - с готовностью подтвердил Ворон, отпил из бокала ещё вина, просмаковал вкус, а потом начал почти лениво: - Эта бледная фиалка меня ненавидит, я отвечаю ей чем-то схожим, подобная взаимность почти завидна, как вы считаете? Вспомните, не так давно я сказал вам, что у Катарины Ариго ум мужчины и тело женщины. И этим умом она готова добиваться чего угодно, так неужели ей, по-вашему, многого стоит толкнуть в лапы такому чудовищу, как я, свою премилую фрейлину?
- Прошу вас, друг мой, будьте серьезнее хотя бы сейчас. Преданные люди вполне откровенно указывают на то, что в планах кансилльера сделать герцогиней Алва именно эту девушку. А если он так решителен, то я бы на вашем месте был осторожнее, встречая на своем пути это очаровательное создание. Хотя, впрочем, вы и осторожность…
Да, этот человек и осторожность были несовместимы, как лёд и пламень, и поминать сие чувство вслух рядом с ним – всё равно, что толкать Алву в клетку с дикими тиграми. Притом, в клетку, из которой он, вероятнее всего, безоружным выберется лишь с парой царапин.
- Вы правы, я и осторожность обычно слегка расходимся, но нельзя сказать, чтобы я сильно горевал по этому поводу. Я учту сведения, что вы мне сообщили, Ваше Высокопреосвященство, и даже постараюсь читать молитвы при виде графини Лиско.
- Рокэ…
- Что, есть ещё дамы, которых мне стоит опасаться?
- Рокэ, будем честны, - доверительно заговорил Дорак. - Вам нужен наследник. Нужен как можно скорее, и это меня беспокоит. Это проклятое королевство истово хочет окончить очередной круг катастрофой. Обеспечьте своё будущее, найдите себе жену – хоть из семьи старой аристократии, хоть из ремесличьих дочек - в конце концов, вашему предку Рамиро Октавия сошла с рук, а вы так же, как и он, не замечаете чужого мнения. Но прошу вас: не наделайте ошибок. Я боюсь, что в этом разговоре был недостаточно дальновиден, а совершать поступки из чувства противоречия входит в вашу природу… Адриана Лиско достойная девушка, но не забывайте, кому она служит.
Алва, чьи глаза по-прежнему светились злым и веселым блеском, раскачивал в пальцах пустой бокал от вина. На его губах играла узкая, какая-то острая усмешка.
- Благодарю вас за совет, Квентин.
- Вы никогда не прислушиваетесь к советам, - покачал головой Дорак, - и мы оба это знаем.
- Людям свойственно меняться, - философски изрек Ворон. – Хотите, я завтра же посватаюсь к Агнессе Колиньяр? По-моему, замечательное семейство, я его искренне ненавижу… Или к Констанц Рокслей, проверим, хватит у дочери Оливера смелости отравить меня за обедом.
- Рокэ, вы снова шутите, - кардинал устало закрыл глаза и медленно откинулся на спинку кресла. Алва вздохнул, поднялся на ноги и мягко опустил руку на плечо Дораку.
- Я утомил вас своей иронией и своей несговорчивостью, Ваше Высокопреосвященство. Пожалуй, вам стоит побеседовать со своими лекарями, а мне – отправиться восвояси, а то вдруг юный Окделл снова приютил какого-нибудь святого, а я и не знаю. Отдыхайте, друг мой.
Ворон развернулся и уже шагнул к двери, когда за спиной прозвучало:
- Аббатство Святой Октавии слишком приметное убежище. Над ним буквально витает знак Малого двора.
Рокэ обернулся и пристально, оценивающе посмотрел кардиналу в лицо. Квентин Дорак снова глубоко вздохнул и закрыл глаза – играть в гляделки с этим человек не умел даже он, да и не хотел.
Иногда приходится пускать в ход оружие, которое собираешься приберечь для крайнего случая, и это печально – особенно по отношению к умным людям. Таким, как Первый маршал. Но если осторожным не будет он, кардинал Сильвестр, то не будет никто, а, значит, придется убирать помехи самому… Жаль. Очень жаль. Он не хотел бы иметь во врагах герцога Алву, а тот теперь воспримет Адриану Лиско как личную протеже – хотя бы назло всем.
- У вас хорошие соглядатаи.
- Среди них есть талантливые, - согласился кардинал. И, помедлив, произнес тоном ниже: – Рокэ, есть вещи, которых я искренне не хочу, а потому надеюсь, что вы знаете, что делаете.
- Я всегда знаю, что делаю, Ваше Высокопреосвященство, - заметил Ворон.
***
- Вам полезно помучаться ожиданием, юноша, это учит терпению. – Алва одним плавным, нечеловеческим движением быстро взлетел в седло, и Ричард в очередной раз с тоской подумал, что такое умение управляться с лошадьми есть, пожалуй, ещё только у Эпинэ.
Ворон вышел из резиденции кардинала Талига совершенно спокойным и абсолютно равнодушным, от него буквально веяло горным льдистым холодом, но Дикон заметил, что на самом дне этих неправдоподобно-синих глаз сверкали шальные злые искры – как перед битвой, как тогда, на Дарамском поле, но, нет, даже у Дарамы Ворон был, словно дома, а не в пекле боя. Ричард с надеждой подумал, что, возможно, кардинал мог сказать Алве что-то, что тому очень не понравилось, Ворон возразил, они рассорились и теперь властитель Кэналлоа зол на Квентина Дорака, а от одной ссоры, кто знает, недалеко и до…
О том, до чего ещё рукой подать от разговора его эра с кардиналом Сильвестром, Дикон подумать не успел, с удивлением заметив, что, пока он мечтал, они уже миновали ворота. По дороге домой Моро взял довольно приличную скорость – а всадник или не препятствовал, или сам понукал – и Сона привычно пристроилась на полкорпуса позади. Ворон спешился и, не дожидаясь своего оруженосца – с какой бы вдруг стати – широким шагом, на ходу снимая перчатки, пошел к распахнутым дверям. На пороге его ждал Хуан. Он склонил голову, приветствуя господина, а потом негромко – по крайней мере, Ричард не услышал ни слова – заговорил о чем-то.
Алва обернулся на подошедшего Дикона и с задумчивой сосредоточенностью окинул его взглядом. Ричард непонимающе моргнул глазами, пытаясь вспомнить, что могло случиться по его вине.
- Ближайшие пару часов вы можете быть свободны, юноша. Деньги у вас есть, прогуляйтесь. Если угодно, можете даже сесть за кости, только не стоит проигрывать фамильные кольца и свою лошадь, она и так для вас более чем хороша, - и, не добавляя ничего больше, Ворон отвернулся и шагнул через порог. Дверь закрылась буквально перед носом оруженосца Первого маршала.
Ричард нахмурился, ему стало как-то неприятно и муторно. Рокэ Алва никогда не отличался большим душевным расположением к кому бы то ни было, но было что-то необыкновенно обидное в том, что его как собачонку не пустили в дом, оставив за порогом. Делать, впрочем, всё равно было нечего, а вечер был вполне приятным и даже располагал к тому, чтобы посидеть в какой-нибудь приличной таверне за бутылкой «Слез». И, решив сначала нанести визит Налю, пригласив его с собой, Дикон забрал у Пако поводья Соны. Уже садясь в седло – далеко не так изящно, как обычно делал его эр – Ричард, взглянув наверх, на секунду уловил в окне кабинета Алвы тонкую легкую тень. Тень мгновенно скрылась за портьерой, едва он поднял голову, но теперь всё хотя бы вставало на свои места, хоть и становилось ещё противнее.
Рокэ Алва отослал своего оруженосца ради визита очередной своей любовницы, как будто Дикон мог им чем-то помешать, находясь у себя в комнате. Невелика, впрочем, трагедия, он прекрасно проведет этот вечер, даже не смотря на традиционные нотации Наля.
***
Алва вошел в собственный кабинет, запер дверь и, оглядел помещение, равнодушно бросил:
- Надеюсь, вы не замерзли, сударыня. Вы вполне могли бы приказать разжечь огонь, раз приходите в мой дом, как в свой.
От кресла, стоящего спинкой к двери, отделился тонкий женский силуэт. Девушка повернулась лицом к вошедшему и опустила с головы капюшон легкого темно-серого плаща. Луч закатного солнца стороной выхватил у её шеи восьмиконечную серебряную звезду. Девушка подняла руки, расстегнула застежку и сбросила плащ в кресло. Адриана Лиско, коей и оказалась гостья, могла бы казаться абсолютно спокойной, если бы её не выдавали руки, крепко сцепленные в замок.
- Я бы не пришла в ваш дом не будь на то острой необходимости.
- Не сомневаюсь, - согласился Алва. – Иначе я прослыл бы чрезмерно гостеприимным. Ваша добрая репутация уже погублена на корню, а мою дурную ещё можно спасти.
- Мне надо с вами поговорить, - закрыв глаза, размеренно и твердо произнесла Адриана.
- В этом мне будет сложно вам отказывать, учитывая, как редко ко мне общаются именно с этой просьбой не лишенные приятности женщины. – Ворон подошел к столу и плеснул из кувшина темно-алой жидкости в два высоких бокала. – Не люблю говорить о серьезных вещах трезвым, эрэа, а вы наверняка пришли ко мне с разговором, ни много ни мало, о жизни и смерти.
- Вполне возможно, - не стала отрицать она, не обращая внимания на его ироничный тон. Адриана подошла к столу и взяла бокал. В тонком, изящно выделанном хрустале маслянистая гладь дорогого вина на секунду отразила упрямое лицо, прежде чем девушка пригубила.
- В таком случае, позвольте всё-таки полюбопытствовать, что привело вас в сию обитель зла.
Адриана крепко сжала в руках бокал. Ворон отстраненно подумал, что хрусталь, не выдержав, может и лопнуть. Воистину, это более чем странная девушка. Но так оно даже забавней.
А она пришла сюда…
Она пришла сюда говорить, но теперь, оказавшись лицом к лицу с этим человеком, абсолютно не знала, какими словами выразить всё то, что так хотелось сказать. Говорить с ним было невыносимо тяжело, никогда нельзя знать, ответит ли он очередной отповедью, изящной издевкой или выслушает серьезно. Впрочем, возможно, во всех этих случаях Ворон всегда и был серьезен, а все они – шутили невпопад и не к месту.
Да, она пришла говорить, и если об этом узнает хоть одна живая душа, то проще самой и сразу шагнуть в Закатные Врата. Она пришла сюда – в куда большей степени, если не лгать себе – предавать и разрушать, но были вещи гораздо сильнее её. Даже – гораздо сильнее тех, кто проклял бы её, узнав о грядущей беседе.
Не так давно, буквально считанные дни назад, она дала кансилльеру Талига слово, что станет женой герцога Алва – и что готова согласиться с любыми мерами, которые будут для этого предприняты. Вчера, разговаривая с эром Августом, она, наконец, услышала то, что хотела – способ, которым её попытались бы ввести в Дом Повелителей Ветра. Штанцлер был хмур, немногословен, излучал чувство вины и долга. Она сидела, опустив голову и считая выдохи.
План был так прост и так сложен. План не предполагал ничего нового. План просто имел в основании мужчину и женщину, да разве и надо было больше? Надо было более чем немного – постараться как можно чаще попадаться на глаза герцогу Алва, улыбаться и смотреть красноречивее слов, а потом… а потом королева вступилась бы за обесчещенную подругу. Всё кончилось бы идеально. Совершенно. Скандал подобного рода был совсем не нужен ни Талигу, ни королю, ни его Первому маршалу, и так не слишком любимому Людьми Чести. Оскорбленная дочь вассалов Эпинэ подняла бы против кэналлийского Ворона слишком многих, а над тем, чтобы дело не удалось замять, постарались бы влиятельные люди. Кажется, Ги Ариго уже принялся репетировать свою обличительную речь… Как всё это возвысило бы несчастных и притесняемых Людей Чести.
Странно, что никто из них не подумал об одном: этого человека можно было попытаться убить, можно было утопить его в чужой крови, но нельзя было поставить на нем ни единого черного пятна. Рокэ Алва был не из тех людей, что позволяют себя клеймить, а она – не из тех женщин, что позволяют клеймить мужчин, по прихоти или же нет когда-то спасших им жизнь.
… Она попыталась представить, как смотрела бы потом в глаза Ворону, обвиняя его в своем якобы падении, к которому тот принудил её якобы силой.
Она попыталась представить, как станет смотреть в глаза кансилльеру Талига, если не будет заключен брак – не будет по её же слову.
Первое показалось гораздо нестерпимее и мучительнее. Многим больнее второго. Второе она сможет пережить, а с первым придется жить.
Нет, она не знала, зачем пришла сюда. Её помощь не была нужна этому человеку, да, в сущности, ему не была нужна ничья помощь, разве что Леворукого. Но она стояла здесь, перед его лицом, и была готова разбить на осколки мечту о свободной Талигойе, первой ступенькой к которой был сын Рокэ Алвы от преданной Раканам женщины, которая и переведет Дом Ветра на верную сторону. Потому что Первого маршала Талига уже не будет в живых, а как – разве важно… Есть восторженный мальчик Окделл. Есть верные и достаточно меткие люди. Есть, в конечном счете, темный камень в её перстне, закрывающий ядовитые гранула – у Людей Чести во все времена были подобные на случай позора или праведного дела… Нет, нет. Пусть лучше меткий стрелок, только не она. Неужели Штанцлер так и не понял, что она, Адриана Лиско, никогда не смогла бы повернуть в сторону темный камень над бокалом этого человека? Впрочем, как ему понять, как им всем понять.
Она пришла сюда, чтобы ничего этого не случилось, но, думая, уже успела сбросить вину за пока далекую смерть герцога Алва на чужие плечи.
Впрочем, кажется, герцог Алва бессмертен. И слава Леворукому.
Значит, она просто пришла сюда.
- Вы так таинственно молчите, эрэа, что я заинтригован.
Адриана резко разжала руки и бокал, который она, уже не помня того сама, сжимала в ладонях, упал на пол. Темно-вишневая «Черная кровь» расплескалась в стороны, бокал откатился от её ног по мягкому ворсу ковра. Ворон вопросительно выгнул бровь.
- Это похоже на безумие, - глухо, с трудом выдавливая слова, произнесла она, кажется, в никуда, а потом опустилась в ближайшее кресло и склонила голову. Она не могла видеть, что взгляд смотрящего на неё стал пристальнее и тяжелее.
- По-видимому, так и есть. Но если с ним, как считают многие, живу я, то проживете и вы. Начните говорить, эрэа, раз пришли, а если нет – дайте мне в тишине напиться, в вашем обществе или же без него – безразлично.
- Они хотят, чтобы у Повелителей Ветра был наследник. Они хотят, чтобы у вас родился сын, который не был бы вам предан. Потому что ему некому бы было быть преданным, - резким шепотом закончила Адриана, с силой сжимая подлокотники.
- Они? – В голосе Ворона мелькнуло прохладное любопытство. Словно ничто больше его не заинтересовало, и она беседовала с ним о посредственности кагетских красных сортов. Впрочем, кто знает. Возможно, у этого человека действительно нет ни сердца, ни интереса к окружающему миру, возможно, он действительно пуст, чудовищно и страшно пуст внутри, а в его жилах вместо крови плещется лоза. Кто знает. Кто знает.
Она – только надеется на обратное.
- Люди, преданные Истинной династии.
- Довольно опрометчиво называть истинной династию, чуть не приведшую королевство к прижизненному тлену, а потом четыреста лет живущую за счет эсператистских церковников.
- Это не важно, - морщась, покачала головой Адриана. – Создателя ради, герцог, они хотят, чтобы вы связали себя с верной Раканам, они хотят, чтобы это была я, они хотят… им нужен этот ребенок, Алва, сын, которого я рожу вам. Послушайте же меня, наконец, и ответьте, ответьте хоть что-нибудь! – Голос её зазвенел металлом, становясь выше, а потом резко сорвался - и на комнату обрушилась трещащая по швам тишина. Адриана Лиско дышала глубоко и часто, закрыв глаза и до снежной белизны пальцев сжимая дерево.
Она услышала, как о поверхность стола ударяется хрусталь – видимо, Ворон отставил бокал, и как её чуть обдало холодом, когда этот человек прошел мимо и опустился в кресло напротив.
- Это всё уже не новость для меня, эрэа. Простите, если вы ожидали иной реакции.
Адриана открыла глаза и ударилась о невыносимо синий блеск чужих глаз, выжигающий и вымораживающий всё внутри неё. Взгляд этот был пристален и изучал её лицо с каким-то неподдельным, внимательным интересом. Рокэ Алва, вдруг подумала она, сейчас был серьезен, как никогда, и это почти пугало. На секунду ей захотелось, чтобы вернулась обратно его оскорбительно-насмешливая ирония, коконом почти безопасного разговора окутывающая собеседника. Но она сама хотела говорить серьезно – и теперь они будут говорить.
- Признаться, я почти восхищен уровнем коварства господина кансилльера. На фоне Штанцлера чувствуешь себя практически благородным человеком, отвратительное ощущение. Впрочем, на войне – в битве или в тылу – хороши все средства, и план не был лишен некой доли логики, хотя был совершенно провален. Будь вы хоть трижды очаровательны, графиня, всё закончилось бы бесславно.
Адриана почувствовала, как вспыхивает лицо. Это была дурная, почти детская привычка – краснеть до корней волос, но алая волна заливала её до краев бесконтрольно и жарко. Она была готова услышать что угодно, лишь не была готова быть униженной. А, впрочем, она ли не знала, куда шла.
- Я вовсе не пытаюсь оскорбить вас, эрэа, или умалить ваши достоинства. Не принимайте этого на свой счет. Просто с давних пор я предпочитаю обходить стороной целомудренных девиц из благородных семейств. Слишком много неприятных последствий – иногда для семейств.
Она медленно выдохнула и тихо произнесла:
- Тогда поступайте так и дальше. Обходите меня стороной. Меня – и любую другую, что вдруг станет попадаться вам на пути – не случайностями, как было со мной, а намеренно. Другую они найдут, поверьте мне, герцог, и способ найдут тоже… В конечном счете, вам нужен наследник, это знают они и знаете вы. А ещё об этом знают Их Величества, которые, будьте уверены, с подачи кансилльера Талига облагодетельствуют ту несчастную, как облагодетельствовали бы меня, - голос её опять начал твердеть и звенеть горьким раздражением. Кажется, даже ощутимо горчило на языке – может быть, это был вкус бессмысленности.
Разговор, который она нелепо попыталась вести, оказался ненужным. Всё было определено и предотвращено и без её усилий. Среди Людей Чести их круга оказались или недостаточно преданные или слишком болтливые, и Рокэ Алве стало известно о планах кансилльера Талига раньше, чем о них ему сообщила, не понимая сама, для чего, Адриана Лиско. Разговор этот был окончен. Алва презирает каждую - и ни одну, возможно, никогда не сделает своей женой. Наследник же… Создатель, это почти смешно. Это слишком старомодно и слишком в духе древнего дворянства – надеяться на продолжение рода. Четыре столетия назад трон Талигойи занял бастард провинциального герцога – и стал великим королем. Чистая кровь ныне не в почете.
У неё, дочери Лиско, хватит сил подняться и навсегда уйти из этого дома. У неё хватит сил прожить отведенный срок, будучи твердо уверенной в единственном и правильнейшем из всех решений.
Сегодня она попыталась спасти человека, не нуждающегося в спасении.
В сущности, совесть – единственный судья, и перед этим судом она чиста. Теперь – чиста.
Почему совесть эта, вдруг ставшая столь отличной от долга, велела ей прийти к этому человеку, она думать не хотела.
- Я могу понять кансилльера, графиня, - начал Алва – спокойно и почти вдумчиво, - я тем паче могут понять гиен и ослов вроде Ги Ариго с братцем и достославного Килеана – они только и рады чужими руками затянуть на чьей-нибудь шее петлю. Я даже в состоянии понять вас, согласившуюся на эту авантюру в духе восстаний Людей Чести – со спины, безнадежно и нелепо. Я могу понять в этой истории всё, за исключением одного: какого Леворукого вы пришли сюда, Адриана Лиско? Зачем? – И Ворон, подавшись вперед, поймал её взгляд и цепко удержал его. Адриана почувствовала, как вдруг начали холодеть и без того зябнущие руки.
Это был вопрос, которого она боялась, потому что всегда страшат вопросы без ответов. Не так давно этот человек спросил у неё, чему она верна, и она промолчала. Ответ ещё не сложился в её мыслях со всей полнотой и откровенностью. А сейчас он был и не нужен, потому что действие говорило больше слов, и сам факт её прихода был ответом. Знал ли об этом он? Ей не понять.
Когда-то – она не уловила этого момента точно – мир перестал быть черно-белым и делиться на правых и виноватых. Возможно, это произошло, когда она впервые посмотрела в чужие глаза – как в трещину мироздания. Возможно, когда призрачной тенью жалась к стенам домов, ночной Олларией идя к аббатству Святой Октавии, сопровождаемая двумя кэналлийскими стрелками. Возможно, когда эти, эти самые унизанные сапфирами пальца удерживали её голову, стирая с рассеченного виска тонкую струйку крови. Возможно, когда дала Августу Штанцлеру своё слово, уже тогда зная, что мир не однозначен и сложен – и что она не в силах будет предать человека, которого не видит виноватым.
Вероятно, сумей её совесть обвинить Рокэ Алву во всех грехах этого и иных миров, она бы без колебания пошла на что угодно. Вошла бы в чужую спальню, а позже раскрыла бы секрет перстня над чужим бокалом. Может быть. Только может быть.
Но она не видела его виноватым так, как другие. Его руки по локоть в крови. Да. Но руки её союзников – чище? Он убивает. Да. Но он хотя бы делает это открыто. Он играет с людьми, втаптывая их в грязь. Да. Но разве люди не отвечают тем же? Тогда виноваты все они, все до иного - и во всем. Этот же человек хотя бы служит Талигу. Талигу или Талигойе – плевать. Он служит стране, пока другие страну делят.
Она тоже хочет служить стране. Или…
- Я не знаю, - почти шепотом ответила она. – Я не знаю.
И тогда чьи-то руки вдруг буквально выхватили её из кресла и вздернули наверх. Чужие ладони с силой, почти до боли сжали её плечи, а глаза не смотрели, а распарывали – темные, глубокие, пугающие.
- Я могу догадаться, о чем вы думаете. Мне доводилось видеть глаза, подобные вашим. Вы совершаете ошибку, графиня. Я не тот мужчина, а вы не та женщина. Вернитесь на землю и посмотрите правде в глаза, посмотрите со стороны. Вы увидите чудовище, - он усмехнулся, - животное, как вы сказали мне не так давно. Так называемые Люди Чести презирают меня, а я плачу им тем же – и даже в большей степени. Не питайте надежд на моё рождение и титул. Вы увидите себя, преданную Людям Чести и доживающим свой век остаткам Раканов, и это будет верно. Мы стоим по разные стороны, графиня, и там нам и место. За заботу о моей жизни я вам премного благодарен, а теперь – уходите и никогда больше не переступайте порога этого дома. Вы найдете здесь только клеймо предательницы и уставшего пьяницу, не умеющего пьянеть даже от крови. Идите. Вас проводят. Как, впрочем, и всегда.
Хватка чужих сильных рук исчезла, но вопреки собственному ожиданию колени её не подломились и она так и осталась стоять, кончиками пальцев опираясь на дерево подлокотников, словно это была надежнейшая из опор. Алва отошел к окну и снова налил в бокал вина.
За стенами дома и стеклами окон опускались сумерки. Закат давно догорел, опалив своим пожаром уставшую от дневной суеты Олларию, и только рыжевато-желтая полоса ещё светилась за Западе.
Сердце, неестественно спокойное, мерно и четко отбивало удары, словно удары колокола – время. Время, уходящее без возврата и без возврата утекающее сквозь пальцы. Время, которого у неё не было, нет и уже никогда не будет. Песок ссыпался до середины, а потом что-то преградило ему путь, и время встало на месте, недвижное и густое. Только сердце ещё толкало кровь. Возможно даже, эта кровь до сих пор была теплой.
Адриана вдруг улыбнулась, усмехнулась, покачала головой, почти рассмеялась. Это было какое-то истерическое, неживое веселье. Дрожали и беззвучно двигались пепельные губы, как будто там, за стенами сомкнутых век, она сочиняла ответы.
Ей было смешно и легко.
Он ошибался. Он наконец-то ошибался, этот невозможно, просто чертовски правый человек, он ошибался, а она – нет. И не было ничего вернее, чем её приход сюда, чем этот не имеющий смысла разговор, чем её незнание и его знание. Он ошибался, и от этого ей было хорошо и так пусто-звонко внутри, как будто тело не имело веса, а голова – мыслей.
Она оттолкнулась кончиками пальцев от полированного дерева и подошла к Ворону. Тот по-прежнему смотрел то ли в окно, то ли мимо него. Для этого человека, только что проведшего между собой и нею черту, её больше не существовало. Была – и исчезла. Была короткая встреча в доме заговорщиков на улице Мимоз, и было слово о её жизни. Было иная встреча, тяжелее и горше, у догорающего дома Ариго и здесь, в этом же кабинете, когда бархатный ленивый голос, заполняя сознание, без сомнений говорил ей о справедливости, которой нет, и воздаянии, которое неминуемо.
Сегодня она пришла сюда этим воздаянием. За добро или зло – впрочем, их сложно различать.
Он ещё не знал, что всё правильно, а она уже знала. Может быть, давно.
Адриана сделала ещё шаг вперед и вжалась ему в спину, приникла, вросла в чужое тело. Просто всё вдруг перестало иметь значение и смысл, и если она пришла сюда за отказом и чтобы быть униженной или отстраненной – пусть это случится сейчас и так. Но сначала она впитает хоть немного этого тепла, чтобы хватило на долгое, долгое, долгое будущее, в котором не будет места уже ни долгу, ни обязательствам, ни клятвам.
Руки казались онемевшими, недвижными. Она не касалась, а лишь стояла близко, так, что ближе больше нельзя. Она выдохнула и уперлась лбом в чужое плечо. Ни секунды не понимая, что и зачем делает, она хотела только одного – навсегда уйти. И навсегда остаться.
Нет, возможностей смотреть со стороны больше не было. Пусть он думает, что ему угодно думать. Пусть считает приход уловкой, лихорадку чужого тела за своей спиной – исполнением долга перед Талигойей, а её саму…
- Вам лучше уйти, эрэа, - спокойно, почти на грани между безразличием и недовольством.
Люди говорят, это как-то должно называться. То крепко проросшее в ней, жаркое, там, за грудиной. То незыблемое и готовое стеной встать на пути любого чужого презрения. То, умеющее простить и понять. Люди как-то называют это, но она не помнит, как.
Странно, что он ещё не оттолкнул её. Странно, что она всё ещё здесь и всё ещё жива – не убита даже словом.
Адриана медленно подняла руки и скользнула ими по чужим плечам. В ту же секунду Ворон резко развернулся – неуловимая быстрота движения – и перехватил её запястья.
Глаза в глаза – это было не ново, но по-прежнему страшно, по-прежнему глубоко и по-прежнему она не умела выдерживать долго. Не больше нескольких коротких секунд она, широко распахнутыми, лихорадочно горящими зеленым огнем глазами смотрела в чужую темнеющую синь, а потом опустила голову.
- Вероятно, вы передумали и взялись за исполнение намеченного? – Негромко, источая какой-то сладковатый яд, поинтересовался Алва. – Подобная целеустремленность – редкостное качество. Чего вы хотите по чести, эрэа? Чтобы я в эту же минуту защелкнул на вашем запястье браслет невесты? Этим мы разом облегчим задачу всем вашим и моим друзьям и недругам. Друзьям, впрочем, лишь вашим, я не имею скверной привычки заводить друзей.
- Разве вам так важно, чего хочу я? – Вновь поднимая глаза, вопросом на вопрос отозвалась Адриана. Руки, привыкшие к эфесу шпаги и пистолету, к поводьям и к стеклу бокалов, к чужой коже и чужим рукам, всё ещё сжимали её запястья. – Разве вам нужно это знать?
- Скажите мне, дальше я решу сам.
Она лгала себе всю дорогу, она лгала себе, ожидая этого человека в залитой закатом комнате, она лгала все эти бесполезно потраченные минуты. Она хотела для него свободы и жизни, потому что когда-то он подарил ей и свободу, и – позже – жизнь. Но это было далеко не всё.
Просто была упущенная секунда, когда Адриана Лиско поняла, что это её человек. Что перед ним одним она преклонит колени. Она сказала не так давно другу и брату, что станет служить тому, кто сейчас смотрит ей в глаза. Она успела передумать множество мыслей и принять не одно решение, прежде чем здесь и сейчас, наконец, поняла, что честнее и искреннее, чем тогда с Робером, она не была даже с собой.
- Раньше я считала, - негромко и спокойно начала она, - что знаю, чего хочу. Я хотела служить Талигойе и её Королю. Я хотела, чтобы моя королева стала свободна. Я хотела, чтобы мой отец и мои братья были отомщены. Я хотела, чтобы вы, Первый маршал Талига, были низложены. Я хотела так много – и ничего для себя. Теперь я научилась – иначе. Смотрите мне в глаза, - вдруг как-то болезненно попросила, почти потребовала она, - смотрите мне в глаза, смотрите долго, я выдержу, смотрите и читайте: я бы никогда не смогла предать вас, и я не знаю, почему! – В голосе сверкнула злоба непонимания. – Я не знаю. Вы говорите, что всё не так, как вижу я. А я не знаю, что я вижу. Помогите мне, если можете. Вот – я, Адриана Лиско, дочь и сестра убитых вашей волей, я здесь и я говорю вам: - голос понизился до шепота, медленного и утягивающего, - я готова если не лгать, то молчать о вас. Молчать им всем. Вот, чего я хочу. Вот, что мне нужно. Пустите… - вдруг выдохнула она, закрыв глаза и вырывая руки, но никто её не держал. Хватка чужих сильных пальцев давно ослабла.
Адриана отступила назад, развернулась и быстро накинула на плечи поднятый с кресла плащ.
- Что мне делать, герцог? – Вдруг с какой-то тяжелой мукой, давящей на плечи, спросила она. – Что. Мне. Делать. Скажите…
И тогда голос, умеющий убивать, вдруг произнес за её спиной:
- Я могу ответить вам и мне есть, что вам предложить. Станьте герцогиней Алва и Повелительницей Ветров. Это не самая худшая из перспектив.
Она резко обернулась, успев ухватится рукой за спинку кресла. У неё в глазах на секунду мелькнуло невероятное изумление, почти уверенность в чужом несомненном безумии. Или, впрочем, только ли чужом. Не будучи безумным нельзя было этих слов сказать – и не будучи безумной нельзя было их услышать.
- Не надо, прошу вас, - еле слышно произнесла она почти одними лишь губами. – Не надо. Не хочу ни милостей, от вас невозможных, ни мести тем, кто хотел подослать меня к вам. Не хочу ни вашего вечного бунта, ни вашего вечного сопротивления. Не хочу, чтобы так было только потому, что вы любите и что вам надо – назло, супротив… Не хочу, слышите? Не хочу. Как угодно, но только не так, хоть… Я останусь, останусь просто, - с трудом кинула она в пустоту тяжелое слово, - но не надо этого маскарада, не надо вашего безумия и вашего смеха. Я вас прошу. Я вас прошу, - шепот, близкий к сумасшествию, почти гас, а она чувствовала, что алеющей красноты на лице и кровавыми пятнами – на шее, больше нет. Что кровь похолодела. Что кровь холодна. Что в комнате этой, которую затопило сизыми сумерками, холодно и темно, как в склепе.
Она не слышала собственного голоса и могла бы говорить – ему? никому – ещё и ещё. Но чужие руки вдруг оказавшегося слишком близко, слишком рядом человека обхватили ладонями её лицо и заставили поднять голову.
Мир кружился в гибельном водовороте, сегодняшним вечером она смогла предать и Талигойю, и Династию, и верящих в неё, и себя саму; сегодняшним вечером её жизнь оступилась и заскользила по осыпающимся камням ущелья к самом дну. Сегодняшним вечером могло решиться всё – и всё могло остаться неизменным навеки.
- Я повторяю снова, Адриана Лиско, - голос тверд и негромок, но набатом отдается у неё в голове, - что предлагаю вам стать герцогиней Алва и войти в Дом Ветра. Предлагаю вам, если вам так хочется, рожать мне сыновей и делить со мной все те добрые чувства Людей Чести, что мне безразличны, а вас будут бить – и бить больно. Вы спросили меня, что вам делать, и вот ответ.
Кровь становилась теплой. Время снова продолжило свой бег, песок опять мерно течет сквозь узкое стеклянное горло. Жизнь, оступившись, нашла, на что опереться. Разум был мертв. Разум рождался заново.
Нет, она больше не хотела ни спрашивать, ни спорить, ни думать, ни сомневаться. Хотелось лишь одного:
Никогда не уходить.
Только бы знать, где правда. Что правда. Или в нем правда - всё? Правда, ложь... кто знает границу.
- Я могу предположить, о чем вы думаете. Так вот. Оставьте это. Вы говорили сегодня немало глупостей, я, признаюсь, не меньше. Леворукого ради! До вас я произносил все эти слова лишь однажды – и это кончилось плохо, вероятно, так же кончится и сейчас. Но я не люблю жить ни в прошлом, ни в будущем.
Он ещё не знал, что она могла жить лишь прошлым и лишь будущим, но это правильно и верно, потому что она сможет научить его, как он – её. И всё встанет на свои места. Мозаика, расколотая на осколки, соединится и осветится по-новому.
- Я согласна принадлежать Дому Ветра.
Простите меня – те, кто верил. Простите меня – те, за кого я не умею мстить. Простите меня – те, кому я буду лгать. Те, с кем я буду молчать.
Но не смей прощать меня ты, ты один, если когда-нибудь я предам тебя.
***
Край темно-серого легкого плаща мазнул по камню ограды и исчез за углом. Адриана Лиско уходила из этого дома, безмолвно поклявшись в верности его хозяину, и не жалела ни о чем. Всего минута прошла с момента, как тот, кого когда-то она могла погубить (могла бы? теперь не узнать), услышал от неё ответ:
… принадлежать Дому Ветра.
Тогда чужие ладони отпустили её, и голос произнес: «А сейчас – уходи». И она ушла, зная, что вернется. Что будет возвращаться всегда.
Синий вечер укутывал и хранил. И был всем собою так похож на…
***
Первый маршал Талига Рокэ Алва не смотрел за стекло окна и не видел серой тени, в сопровождении двух верных людей уходящей в вечер. Возможно, стоило напиться. Или даже выиграть у очередного идиота фамильные драгоценности, имение и любовницу. Возможно, стоило помолиться – хоть Создателю, хоть Чужому.
Рокэ Алва не стал делать ни того, ни другого, ни третьего.
Когда ты один, твой мир чист и прост – и просты все твои войны. Но однажды так случается с каждым, однажды каждый находит то, что искал, и в войнах становится больше крови. Впрочем, немногие видели бескровные войны…Одну же он выиграл. Сегодня, здесь, в этой комнате. И впервые выиграл так, как и должно в подобных – не для себя.
И да будут прокляты те, кто встанет на этом новом пути. На пути жизни той, медноволосой, с глазами, подобными глазам дьявола.
Или, возможно, Господа.
***
Сложнее прочих – наука верить.
@темы: Графоманство, Гет, Фики, Отблески Этерны
боюсь, тебе придется подождать с отзывом... ибо мне надо в себя придти.... ооооооооооооооооооооо
Если честно, я сама от этих картин до сих пор не могу прийти в себя, так что - понимаю и подожду)).
Но, значит, всё не плохо).
Ты издеваешься?
Это же вообще... ну то есть... блин, это же такое напряжение, такое... омг... не побоюсь этого слова - перевозбуждение!!!!
Ахахахахах..................................
Мне очень понравился разговор Рокэ с Дораком... да, очень круто. И Алву пойду щас уже твоего в цитатник вводить.
И с обоснуем все замечательно вышло...
Но их "беседа" с Адрианой... Твою кавалерию, это же... есть такое ощущение, что я какой-то эротический фильм посмотрела, очень хороший, очень красивый, но именно что эротический. Эротика в смысле интима. Ибо интимная часть этого всего просто переворачивает... это такой интим!!! Именно интим, такой что... о боже, меня аж перетряхивает)))) Настолько личное подсмотрела, НАСТОЛЬКО ИХ ЛИЧНОЕ.... ойойой....
Может быть, я скажу нескромную вещь, но и сама чувствую всё то, что написала ты - именно так, слово в слово, букву в букву). То есть, понимаешь, ты настолько как-то поняла всё то, что я хотела написать и передать, что я даже не ожидала). Я и хотела - нерв, я и хотела, чтобы - личное, запредельно личное, чтобы даже для них - слишком, чтобы как на грани, ну я не знаю, как ещё сказать, ты понимаешь... Там ток в воздухе. Электричество. Искрит. Тянет. Когда она роняет бокал, когда он перехватывает её запястья, когда она бредит-шепчет, когда он готов заранее перегрызть горло любому, кто встанет между ними - сам не зная, почему... агггр, меня саму дико кроет). Это что-то невероятное со мной).
Писалось выстраданное).
А я не ожидала что ТАК все поняла... ибо.... блин, ну просто ТАКИЕ яркие ощущения, мне даже стало стыдно, думаю, блин, автор может хотел другого эффекта совершенно, а я тут как-то все не так... обидно же будет, столько сил положенно...
Электричество. Искрит. Тянет.
Зашкаливает просто! Но держит на грани.... оооо
И тогда чьи-то руки вдруг буквально выхватили её из кресла и вздернули наверх. Чужие ладони с силой, почти до боли сжали её плечи, а глаза не смотрели, а распарывали – темные, глубокие, пугающие.
- Я могу догадаться, о чем вы думаете. Мне доводилось видеть глаза, подобные вашим. Вы совершаете ошибку, графиня. Я не тот мужчина, а вы не та женщина. Вернитесь на землю и посмотрите правде в глаза, посмотрите со стороны. Вы увидите чудовище, - он усмехнулся, - животное, как вы сказали мне не так давно. Так называемые Люди Чести презирают меня, а я плачу им тем же – и даже в большей степени. Не питайте надежд на моё рождение и титул. Вы увидите себя, преданную Людям Чести и доживающим свой век остаткам Раканов, и это будет верно. Мы стоим по разные стороны, графиня, и там нам и место. За заботу о моей жизни я вам премного благодарен, а теперь – уходите и никогда больше не переступайте порога этого дома. Вы найдете здесь только клеймо предательницы и уставшего пьяницу, не умеющего пьянеть даже от крови. Идите. Вас проводят. Как, впрочем, и всегда.
Меня вот этого буквально просто... просто пробило, честно говоря... Рокэ Алва мог сказать о своих чувствах ТОЛЬКО ТАК. Защищая, желая оградить, любыми словами и способами даже от самого себя... ведь дело вовсе не в людях чести и раканах и вообще не в этом... ооооойойойой.....
Ты его, конечно, так уловила, что....
Поймала я бы даже сказала.
Я очень люблю Адриану, ты не подумай, просто Рокэ Алва находится в тройке моих любимых персонажей впринципе за мою жизнь, если он не первый. И я к нему относилась и отношусь с долей ревности, когда дело уже не в " я его вижу так, а ты вот так". Нет. И вдруг ты... признаться, я балдела от твоего Рокэ и до сегодняшнего момента, но не ТАК. Здесь я просто им восхищаюсь. Им и тобой, что ты так смогла его изобразить.
Всё было понято так - и более, чем так). Ох, черт, у меня теперь в крови у самой какое-то шалое электричество...)
Рокэ Алва мог сказать о своих чувствах ТОЛЬКО ТАК. Защищая, желая оградить, любыми словами и способами даже от самого себя...
Вот! Вот она, самая суть. Правильная. Единственная. Закатные кошки, да весь этот отрывок Рокэ Алва только и делает, что говорит о своих чувствах - но так, чтобы даже Леворукий не смог этого понять, потому что он и сам не понимает. Я, знаешь, только сейчас осознала: я когда писала, рассчитывала так, что решение жениться на ней пришло ему в голову вспышкой, уже там, в кабинете, уже когда она сама шагнула за грань. А потом перечитала и поняла: нет, не там. Потому что уже в разговоре с Дораком каждое его слово кричало об Адриане, и это "Я всегда знаю, что делаю" было уже принятым решением. Осмысленным. Твердым. И вот тут от этого осознания меня саму и вынесло...)
Он её, конечно, защищает от себя. От себя и от того, что навлечет на неё, от всей той ненависти, что на неё обрушится. Они, в сущности, два идиота, прости меня Создатель... Они так истово пытались спасти друг друга от друг друга же - и всё равно не смогли. Потому что, наверное, и нельзя было. Он ей чеканит всю эту отповедь (которую я выучила назубок), а на самом деле...
И ещё: я его ведь только сейчас нащупала. Такого, каким вижу. Раньше только искала, а теперь, здеь, вот он, Ворон. И мне радостно, если он совпадает с твоим...
И он, все закатные твари, счастливый. Назло всему и против ветра.
И я напишу его, даже если в конце все умрут. Будет AU.
Вот как на аватаре, только ещё лучше
вот я именно тогда и поняла, что он предложит ей. в смысле, я конечно ,знала, что это так или иначе случится, но он уже тогда это тоже знал... я прочувствовала, да)
Закатные кошки, да весь этот отрывок Рокэ Алва только и делает, что говорит о своих чувствах - но так, чтобы даже Леворукий не смог этого понять, потому что он и сам не понимает.
ООООо.......... любовь моя, Рокэ Алва, какой ты глупыйййййй.............. и какой прекрасный...... Они, в сущности, два идиота, прости меня Создатель...
ДААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Именно!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
И ещё: я его ведь только сейчас нащупала. Такого, каким вижу. Раньше только искала, а теперь, здеь, вот он, Ворон. И мне радостно, если он совпадает с твоим...
А мне то как радостно...
Создатель, у меня сейчас состояние абсолютного счастья... офигеть.
И я так боюсь за будущее... так боюсь... ай-ай-ай...
И Дорак, по-моему, тоже). Как в жизни - все и всё знают, а всё равно так много слов, так много понимаемо неправильно). Я вот теперь, правда, сама задумалась: а когда он вообще это понял и принял это решение?)) Это как-то ускользнуло от моего сознания и моей фантазии. Ах, Рокэ, даже здесь он остается загадкой
любовь моя, Рокэ Алва, какой ты глупыйййййй..............
Создатель, у меня сейчас состояние абсолютного счастья... офигеть.
Аналогично). Аж потряхивает).
И я боюсь. Я предчувствую финал "Все умерли, все счастливы" *хмуро*
Но! Но в моем воспаленном мозгу у Рокэ Алва четверо замечательных детей от Адрианы, и в белых тапочках я видела другое... Моя психика меня защищает от будущего)).
я тоже так думаю, ибо Дорак дядька умный и Рокэ не первый день знает
Я вот теперь, правда, сама задумалась: а когда он вообще это понял и принял это решение?)) Это как-то ускользнуло от моего сознания и моей фантазии. Ах, Рокэ, даже здесь он остается загадкой
Аферист он этот Ворон. Вечно до конца так и не даст ничего понять.
Но! Но в моем воспаленном мозгу у Рокэ Алва четверо замечательных детей от Адрианы
как милоооооооо))))))))))))))))))
и в белых тапочках я видела другое...
надеюсь, не поросеночка?)
Моя психика меня защищает от будущего)).
Вот! Очень замечательная психика! А я моя - писимистка. Или реалистка, что еще хуже.
Я так и представляю себе потом: шадди в полупрозрачных чашках, вечер, камин - и кардинал с таким вкрадчивым сожалением: "Друг мой, вы всё-таки чудовищно неблагоразумны... Ну зачем вам жена, у которой так много возможностей стать вдовой?"
Аферист он этот Ворон. Вечно до конца так и не даст ничего понять.
Да ну ужас какой-то. Я вот сегодня всё-таки решила, что надо таки уже дочитать От войны до войны, и хорошо так пошло... Так вот, я к чему. Я теперь вообще ни черта не понимаю, что внутри у Рокэ Алвы, а вернее всего там, как и сказал Дорак, Закат. Меня тут вообще весь день бьет истерика... От Катарины Ариго, от Ворона, от всего. На последуэльной сцене с кансилльером я вообще выла. А ты говоришь - аферист он... Да он не просто аферист, он всем закатным тварям даст фору). А на его разговоре с Доракон, когда он пытался напиться, я вообще внутренне обрыдалась. Кинулась даже очередной кусок печатать дрожащими руками.
как милоооооооо))))))))))))))))))
Самой страшно
надеюсь, не поросеночка?)
Как тебе сказать... Я вот мозгами понимаю Ричарда. Честно. Но мать же ж вашу... Воистину: хуже обычного дурака только благородный дурак. Окделл не смог ни нормально ужиться с этим человеком, ни нормально его убить. Я его не ненавижу, но мне как-то, знаешь... брезгливо. Вот.
Понимаю тебя... сама все это тяжко переживала...
Я его не ненавижу, но мне как-то, знаешь... брезгливо. Вот.
Брезгливо это очень четкое описание, да. Мне было еще жутко обидно и очень жаль. Жаль не Ричарда, а то что он все испортил.
Причем, уживаться он с ним начал очень даже неплохо... но. Да.
Жаль, что Камша не любит Ричарда. Авось все было бы иначе. Но, наверное, такой персонаж нужен.
Жаль не Ричарда, а то что он все испортил.
Вот! Нет, даже так: ВОТ! Как сказал Рокэ, "Это было так забавно - растить собственного убийцу, и так глупо все кончилось..."
Жаль, что Камша не любит Ричарда. Авось все было бы иначе. Но, наверное, такой персонаж нужен.
Было бы слишком неестественно, если бы из истории Дика Окделла получилась хрестоматийная история о благородном правильном взрослении. Вышел бы, прости господи, какой-то Гарии-свет-наш-Поттер. А Ричард - живой человек, у него положенная всем уйма недостатков. И это реалистично. Все не могут быть хорошими, это утопия... Нужна человеческая слабость, чтобы оттенять человеческую же силу. Не было бы контраста... Ну, и нам не на кого было бы умиляться редкими моментами)).
Неестественно. Да. Нереалистично. Да. Да. Да.
Но так хотелось бы, чтобы все было по-другому. И это тоже очень жизненно. Когда хочется, чтобы порой было нереалистично. Но не так больно.
Но, как я уже говорила, дальше хуже. И будет в последних книгах такое, что уже тоже было нереалистично. Там уже гиперболизация тупизма Ричарда пойдет. Но ты до этого тоже еще доберешься)
Кстати, как тебе Катарина в этой книге?)
Угу(
И это тоже очень жизненно. Когда хочется, чтобы порой было нереалистично. Но не так больно.
А я, наверное, мазохистка - или извращенка. Я не хотела бы хорошего изменившегося Ричарда. Мне хватает других, за кого у меня болит сердце... или, нет, наверное, я так говорю потому, что ещё не отошла от сцены с отравлением. Я всё ещё брезгливо-зла.
И Адриана под моей рукой зла, и я бы тоже ударила... ну, да, да.И будет в последних книгах такое, что уже тоже было нереалистично. Там уже гиперболизация тупизма Ричарда пойдет. Но ты до этого тоже еще доберешься)
Боже, куда ещё?! *возрыдала* Нельзя, по-моему, дальше... хотя нет, о чем это я. Люди вообще способные существа. А там и Раканы придут, он вообще свихнется от восторга.
Кстати, как тебе Катарина в этой книге?)
*множество невнятных звуков* Не знаю даже... У меня от неё, знаешь, то же ощущение грязи, то и от поступка Окделла, только страннее и непонятнее. Мне её, с одной стороны, как-то безумно нервически жаль за её истерическую безумную жизнь, за этот дикий адский поединок с Рокэ, за то, как он её ломает, а с другой стороны... Она отвечает ему тем же.
Мерзко мне. Не знаю. В ней есть что-то больное. Отторгающее.