Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Нет, влюбляться - это хорошо. Воистину.
Тогда почему, ну господи боже мой, у меня вечно всё не как у людей?
Почему у меня не бывает чего-то земного (даже приземленного), нормального, реального (как реалистичного)? Почему на меня падают эти внеземные, потусторонние, безнаежные влюбленности в недосягаемых? Наверное, я сама что-то не так устроила в себе, но я просто не понимаю. Лёля говорит: "Не все так могут, я тебе завидую", а я никак не могу понять: как можно завидовать этому оторванному от жизни витанию в облаках?
И она же говорит: "Так сделай что-нибудь", но я боюсь делать. Мне страшно, например, заговорить, потому что одно в этих облаках хорошее есть - и есть неоспоримо. В них ты всегда в безопасности. Я боюсь реальности, потому что в ней может быть больно.
Именно поэтому я встречаю редкими утрами того молодого человека на автобусной остановке - и молча молюсь на него глазами. Конечно, надо бы наступить ему на ногу, извиниться и улыбнуться (или хотя бы сумкой задеть, что ли), сесть рядом и что-нибудь забыть (голову уже забыла, так что ж), но мне страшно. Опять. Мне, черт возьми, всегда страшно.
И остаются одни риторические вопросы.
Тогда почему, ну господи боже мой, у меня вечно всё не как у людей?
Почему у меня не бывает чего-то земного (даже приземленного), нормального, реального (как реалистичного)? Почему на меня падают эти внеземные, потусторонние, безнаежные влюбленности в недосягаемых? Наверное, я сама что-то не так устроила в себе, но я просто не понимаю. Лёля говорит: "Не все так могут, я тебе завидую", а я никак не могу понять: как можно завидовать этому оторванному от жизни витанию в облаках?
И она же говорит: "Так сделай что-нибудь", но я боюсь делать. Мне страшно, например, заговорить, потому что одно в этих облаках хорошее есть - и есть неоспоримо. В них ты всегда в безопасности. Я боюсь реальности, потому что в ней может быть больно.
Именно поэтому я встречаю редкими утрами того молодого человека на автобусной остановке - и молча молюсь на него глазами. Конечно, надо бы наступить ему на ногу, извиниться и улыбнуться (или хотя бы сумкой задеть, что ли), сесть рядом и что-нибудь забыть (голову уже забыла, так что ж), но мне страшно. Опять. Мне, черт возьми, всегда страшно.
И остаются одни риторические вопросы.