Фандом: Fantastic Beasts.
Название: В бурных водах.
Тип: гет.
Пейринг: Тесей Скамандер/Лита Лестрейндж.
Рейтинг: PG-13.
Размер: мини.
Жанр: angst, romance.
Примечание: Лита-центрик.
Посвящение: всё ещё моему другу Katrusia, которая когда-то пожаловалась, что про Литу мало хороших текстов. Этот не обязательно хороший, но он хотя бы про Литу, так что 50% уже в наличии.
{read}
Знаешь, я стала ведьмой. Что же теперь будет?
Аля Кудряшева.
Аля Кудряшева.
Лондон, Косой переулок, весна 1920-го.
Люди снуют мимо, похожие на стайки разноцветных маленьких рыбок - косяки вьются лентами, огибают друг друга, не сталкиваясь, блестящие и цветные, спешащие по своим делам. За ними интересно наблюдать - будто смотришь в ярко освещенный аквариум, и Лита лениво наклоняет голову, увенчанную венцом сложно уложенных кос. Жизнь течёт мимо неё, не задевая, проходит по касательной - беззвучная, пёстрая и суетливо-бессмысленная.
Хорошо вот так, думает она. Ничего не хотеть, никуда не спешить, просто наблюдать, обводя пальцем обод чашки с остывающим кофе, пребывая в приятной иллюзии, что находишься по ту сторону стекла. Не в воде, ни в коем случае не в воде.
Лита закрывает глаза и медленно выдыхает.
— Мерлин милосердный. Постой, Белл... Нет, идите, я вас догоню. Я догоню!
Она ощущает, как на лицо падает тень. Кто-то останавливается перед ней - обладатель смутно знакомого, низкого, ровного, с крупицей смеха голоса, кто-то, помянувший Мерлина и подошедший на опасно близкое расстояние. Как не хочется, как не хочется знакомых и незнакомых, как хочется остаться по ту сторону, в плотной, тяжелой тишине. Она едва заметно вздыхает и открывает глаза.
Губы немо размыкаются в неслучившемся вскрике.
Редкое апрельское солнце светит подошедшему в спину, и всего на долю секунды ей кажется, что она узнаёт самое очевидное, самое простое - рост, тень улыбки, вихор над высоким лбом, но возглас встаёт поперёк горла, потому что она, бесспорно, ошибается. Этот не сутулится, робко скрадывая рост, держится прямо, как на плацу. Улыбается без тени смущения, галантно, но отстранённо. Вихор не рыжий, каштановый, выбивается из идеального пробора. Сходство недвусмысленное, но не способное обмануть. Просто короткая слабость давшей трещину памяти.
Не ты.
— Лита Лестрейндж! Приятная встреча. Здравствуй.
Маленькая зубастая рыбка выплывает ей навстречу, улыбается, чуть склоняется в вежливом полупоклоне. Я узнаю тебя, рыбка, думает она, поднимая и протягивая для поцелуя руку. У Тесея Скамандера, так не похожего на своего младшего брата, сухие и тёплые губы, касающиеся её кожи ровно на мгновение дольше, чем полагается по этикету.
— Несомненно приятная, - вторит она, улыбаясь в ответ. Она знает, что её улыбка способна очаровать даже камень - не то что сильную юркую рыбку из лондонского магического аквариума. - Мы давно не виделись, Тесей.
— Ты позволишь? - Он кладёт руку на спинку стула и, дождавшись приглашающего жеста, садится напротив - живой, цельный, принёсший с собой запахи дорогой выделанной кожи и почему-то морской соли. - Видит Мерлин, давно. В последний раз ещё до нашей войны, я тогда... - дальше он должен сказать «забирал Ньюта», но не договаривает, только делает причудливый жест, который должен всё объяснить и напомнить. Лита понимает и вспоминает. «Нашу» войну, начавшуюся позже «их» войны, скандально-приглушенный отъезд Ньюта за три месяца до окончания учебного года, нарочито строгое выражение на ещё совсем юном лице того, кто сейчас сидит напротив, улыбается ей с тёплой сентиментальной насмешкой и изучает её привычным, давно не удивляющим взглядом - взглядом мужчины, оценивающего женщину.
Судя по искре в этом взгляде, Тесей остаётся доволен увиденным, но и это давно её не удивляет.
— Где ты была всё это время? - Он жестом подзывает официанта. Есть что-то трогательное в его непринуждённой взрослости, в уверенных мужских жестах.
Как же они все повзрослели.
— У моей семьи много родных во Франции.
— Франция? Все эти годы? - Он быстро возвращается взглядом к её лицу, отвлекшись от заказа, в его глазах появляется что-то безжалостное, тёмное, горчащее, как крепкий черный кофе. - J'espère que tu n'y es pas blessée! Guerre...
— Oh non, - она улыбается одними губами, предупреждающе выставляя перед собой ладонь. - Tout allait bien pour moi, merci. У тебя приличное произношение.
— Guerre, - с усмешкой повторяет он, будто это всё объясняет - в целом, так и есть. - Три года. Ты понимаешь, - что-то извинительное, покровительственное появляется в этой усмешке. Где-то глубоко внутри Лите становится почти весело - Тесей одновременно примитивно похож на каждого мужчину, которого ей доводилось знать, и вместе с тем не похож ни на кого. Может быть, на одного. Но об этом не стоит. - Я рад, что с тобой всё в порядке.
— Ты беспокоился? Обо мне? - Она слегка выгибает бровь. Ей нравится, что с ним можно быть насмешливой. Это похоже на карточную партию с умелым шулером.
— Честно признаться, нет, - смешок короткий, совсем немного неловкий, - но Ньют - очень. Он, конечно, играл в молчанку, ты ведь его знаешь, но совершенно точно пытался отыскать тебя после того, как ты выпустилась из Хогвартса.
Лита молча кивает. Да, она знает. Она очень хотела, чтобы Ньют нашел её, но сделала всё для того, чтобы этого не случилось. Какая ирония.
— Вы были очень близки, - зачем-то тихо напоминает Тесей.
— Мы дружили. Мы были детьми, - губы изгибаются, но в её глазах, она знает, внимательный собеседник прочтёт всё, что нужно. Тесей то ли невнимательный собеседник, то ли хороший солдат.
— Чем ты занимаешься? - Она снова склоняет к плечу темноволосую голову. Ей идёт эта поза.
— Аврорат! - Беспечно улыбается Тесей.
Конечно, Аврорат.
— Как ты всегда и хотел. Поздравляю.
Лита скользит кончиком указательного пальца по ободу чашки, снова и снова, в этом есть что-то гипнотическое. Тесей следит за её движениями, а потом поднимает глаза. Ей нравится его взгляд, нравится эта опасная жаркая темнота, которой она никогда не видела у младшего из братьев - там было только плавкое, нежное тепло июньского послеполуденного неба. Здесь всё не так. Здесь что-то другое. Здесь почти просыпается любопытство.
Она улыбается ему через литое кружево столика, разомкнув винно-алые губы. Лита знает, что будет, когда они допьют этот кофе. Ей давно знакомы куртуазное прощание, сухие тёплые губы на коже, осторожное, обманчиво-дерзкое «Может быть, мы могли бы повторить?». До этой минуты ещё остаётся время, и обычно она отказывает всё с той же улыбкой, заставляющей пульс учащаться, но сегодня ей не хочется.
Это всё ваша обманчивая схожесть, думает Лита. Она играет со мной злую, весёлую шутку. Я не хочу ловить эту отважную рыбку.
— Я был очень рад тебя увидеть.
— Это взаимно.
— Может быть, - Тесей снова делает неопределённый жест рукой, - ты захочешь ещё раз выпить со мной кофе?.. Или поужинать? Я знаю очень симпатичное место.
Красивые руки, отмечает она. Тонкие пальцы. Какая же злая шутка.
— Pourquoi pas.
Лите нравится, как Тесей смеётся, и холодное чёрное веселье ширится внутри, пульсируя в висках.
***
Лондон, сентябрь 1920-го.
Люди неспешно снуют мимо, похожие на очень дорогих, вальяжных рыбок в золотистой чешуе. Лита лениво скользит взглядом по интерьеру дорогого маггловского ресторана, перенасыщенного хрусталём и позолотой - будто смотришь сквозь бокал шампанского. Она действительно обхватывает пальцами тонкую ножку и подносит бокал к глазам. Рыбки теряют четкость, силуэты вытягиваются и смазываются. Приятное ощущение иного мира.
— Прости меня, Морганы ради! - Тесей одновременно скидывает пальто на руки метрдотеля и тянется к её руке. Губы всё те же - чуткие, тёплые, давно задерживающиеся на её коже гораздо дольше положенного. - Один наш парень угодил под Запрещенное, ума не приложу, как ему это удалось... пришлось повозиться. Извини.
— Не страшно, - она улыбается, слегка сжимая его руку, чужие глаза напротив теплеют. Ей нравится то, как Тесей отвечает на её улыбки, жесты, голос. В этом есть что-то пьянящее, головокружительное, она не помнит, чтобы кто-то ещё так отзывался на малейшее движение её пальцев. Немного пугающе. Тянуще-сладостно. - Здесь красиво.
Он быстро оглядывается, пожимая плечами.
— Красивое место для самой красивой женщины.
Лита тихо смеётся - прежде всего, чтобы скрыть удивление. То ли ей показалось, то ли он смутился, но, разумеется, показалось. Она знает породу таких, как Тесей, выточенных из цельного твёрдого дерева, всё знающих о себе и других, молодых ветеранов и небрежно-уверенных джентльменов. Такие не смущаются, не пускают на скулы винные, выдающие с головой пятна. Это всё игра света.
— Ты знаешь, а у меня ведь новости, - вдруг начинает он и тянется за чем-то во внутренний карман пиджака. - Сова принесла утром. Она выглядела довольно потрёпанной и очень голодной.
Лита осторожно опускает пальцы на помятый желтый конверт и медленно, как опасное насекомое, придвигает к себе. Конверт скользит по белопенной скатерти, и ещё раньше, чем удаётся разобрать слова, она узнаёт летящий, быстрый почерк. Десятки, сотни свитков с конспектами и сочинениями, письма с каникул. Она узнала бы эту руку даже в аду. Золотом, хрустальном аду в парах шампанского.
Она почти произносит вслух «Хорошо, что он пишет тебе. Мне не писал годами». Но она ведь сделала для этого всё, она постаралась на славу, защищая себя, как умела.
— Ньют сейчас где-то в Европе, ловит на разорённых Балканах своих тварей, спасает от последствий войны. Это, кажется, из Албании. Неисправим.
— Мне мерещится - или я слышу в твоём голосе беспокойство? Заботу? Уважение?
— Это же мой брат, - Тесей смеётся и тянется через стол, накрывая её руку своей. - У меня один брат и больше никакой семьи.
Если бы Лита не была так занята письмом, прижатом их руками к столу (какое раздражающее, несвоевременное препятствие), если бы она не была так отвлечена своей жаждой вскрыть этот конверт и заглотить письмо, как глупая голодная рыбка наживку, целиком, она бы что-то прочитала в этом голосе, в его интонациях, в еле уловимой, новой дрожи на самых глубоких нотах. Но Литу волнует совсем другое.
Тесей осторожно убирает руку. Она вскрывает конверт так медленно, как только может, чтобы не выйти за рамки приличий, и всё же слишком быстро.
Ошеломляют не слова, что ей до албанских летучекрылых ящериц. Ошеломляет бумага - она чувствует на ней чужое прикосновение, знает, как лежал пергамент под рукой Ньюта, нащупывает то же место, прижимая к нему ладонь. Ошеломляет тепло - она чувствует его, будто письмо горячее, нагретое под южным солнцем. Ошеломляет запах - скошенная сухая трава, можжевельник, так пахло только рядом, только бок о бок с ним. Лита читает, не разбирая строк, и не видит, как Тесей смотрит на неё с другой стороны стола.
Галантный Тесей Скамандер, герой войны с хорошим французским произношением. Отважный Тесей Скамандер, неоригинально-самоуверенный кавалер. Безнадежно влюблённый Тесей Скамандер, искаженное отражение в зеркале.
Лита читает. Тесей смотрит.
Ньют планирует вернуться этой зимой.
***
Лондон, февраль 1920-го.
Она принимает из его руки бокал бренди и автоматически вежливо улыбается. В холостяцкой квартире Тесея уютный полумрак, а за окном кружит медленный, мелкий снег. Лита, склонив голову к обнаженному, в атласе вечернего платья плечу, смотрит на улицу. Надо сделать вид, что ей холодно и она рада согреться, но сложно вспомнить, когда она в последний раз мёрзла. Тело мало ей интересно, как и его сигналы. Её вообще немногое интересует.
Может быть, новости.
— Что-нибудь от Ньюта? - Спрашивает она между делом, отпивая горчащий, пахнущий вишней и дубовой корой глоток. Должно обжечь горло, но не обжигает, а жаль.
— О, - Тесей ослабляет узел галстука и закрывает горлышко графина стеклянной пробкой. - Пока нет. Думаю, он всерьёз собирался вернуться, но что-то задержало его по пути. Увидел где-нибудь приблудного книззла и не смог пройти мимо, это же Ньют. Не знаю, как он потом будет отчитываться Министерству.
Он отпивает из своего бокала большую часть налитого. Лита снова отворачивается к окну. Новостей нет.
— Тебе понравился вечер? - Кашлянув, интересуется Тесей.
— Всё было прекрасно, - она оборачивается через плечо. Нужно улыбнуться. - Спасибо. Для большинства это удивительно, но я люблю оперу. Простые, сильные страсти, - её улыбка застывает. Простые, сильные, недоступные страсти. - А ты? Тебе не было скучно?
— Если только немного, совсем чуть-чуть, - усмехается он и допивает свой бренди залпом. Лита, наконец, отвлекается от снежной круговерти, разочарования, стоячей аквариумной воды в полутёмной комнате. Ах, вот оно что.
Ей хочется сказать: не переживай, я знаю, что ты сейчас скажешь. Это не стоит таких нервов.
Но она молчит.
Тесей подходит ближе, ещё раз прочищает горло - о, она не винит его в робости, Лита догадывается, сколько смелости сейчас нужно любому мужчине, кроме самого законченного нахала. Он нерешительно поднимает руку и едва ощутимо прикасается кончиками пальцев к тёмному завитку на её шее, скользит вниз, вдоль спины, пока не встречает атласную преграду.
Нужно остановить или поощрить. Поощрить или остановить.
Чужой долгий выдох рвётся позади неё, обжигая кожу за ухом и пуская по позвоночнику неожиданную, горячую дрожь. Лита оборачивается к нему почти удивлённая - безразличное тело заговорило с ней, тело ответило Тесею.
У него внимательные, обжигающие, умоляющие глаза. В них есть что-то неизмеримо страшное, что-то совершенно непохожее на все прежние приглашения и предложения. Она могла бы найти для этого слова, но не уверена, что хочет - пути назад не будет, ей это известно доподлинно.
— Останься, - негромко просит он. - Пожалуйста, останься сегодня.
Его прикосновение продолжает жечь кожу, оставляя алый, клейменый след.
— Не стоит, - она качает головой. - Право, Тесей, не стоит. Прости.
Не порть всё.
— Останься, - повторяет он, и его руки, опустившиеся на плечи, разворачивают её лицом к лицу - уверенным, ласковым движением, - прошу тебя.
Лита поднимает руку, медленно проводит ладонью по его щеке, и по тому, как снова рвётся его вдох, как, дрогнув, опускаются ресницы, понимает одно - кошмарное, совершенно ненужное, чудовищно неуместное, то самое, что так оглушающе выбивалось из знакомой мелодии.
— Ты любишь меня, - выдыхает она изумлённо и своей рукой ощущает его кивок. А потом Тесей ловит её за запястье и прижимается губами к центру ладони - жадно, отчаянно, с одержимой нежностью, которая, как выстрел, прошивает навылет хуже Запрещенного заклятия. К этому никак не должно было прийти. Никак.
Лита закрывает глаза и чувствует, как по щеке сбегает горячая капля. Какая жестокая, какая бесчеловечная шутка.
... У Тесея требовательные губы, голодно накрывающие её рот, сильные руки, поднимающие её над полом, выстраданные, бережные жесты давно, терпеливо влюблённого, воля дождавшегося, которая надламывает её, как стебель. Лита сдаётся ему, как сдалась бы мощной приливной волне. Она никогда не сумела бы сопротивляться океанским глубинам, она даже не стала пробовать.
***
Лондон, июнь 1921-го.
Они поднимаются ей навстречу одновременно, и Лита на мгновение сбивается с шага. Гул моря нарастает в ушах, перебивая шум оживлённого Косого переулка, а она чувствует на языке кисловатый тошнотворный привкус. Нужно сдвинуться с места, подойти, надеть улыбку, как надевают лучший из вечерних туалетов, ослепить, очаровать, сделать всё то, что она так хорошо умеет, чего ей никогда не пришлось бы делать, если бы не та минутная слабость, не бессловесная игра через кофейный столик, не обманчивая схожесть, посмеявшаяся над ней с поистине слизеринской изощренностью.
Ссутуленные плечи, скрадывающие высокий рост. Старое синее пальто и длинный факультетский шарф - ах, Ньют. Нервные жесты рук, таких уверенных с животными и таких неловких с людьми. Взгляд исподлобья - хуже Авады, теплее, вопросительнее, смерть ведь хотя бы не спрашивает. Желание раствориться, исчезнуть. Радость, удивление, печаль, понимание, знание, от которого ей так хотелось бы его уберечь.
Она видит, читает, как в раскрытой книге, так преступно много, что гибельный океанский водоворот закручивается вокруг неё, но ни на что нельзя ответить, ничего нельзя дать понять.
Когда Лита, наконец, подходит к ним - текучая, плавная, полная дикой лесной грации, знающая себе цену, неназываемую вслух, когда Лита, наконец, подходит к ним, улыбающаяся искренней, сияющей, разрушающей все преграды улыбкой, когда Лита, наконец, подходит к ним и протягивает Ньюту руку в приветствии, на её безымянном пальце вспыхивает, как слеза и заклинание, сияющий камень.
Тесей щедр. У Тесея есть вкус.
Смерть хотя бы не спрашивает, хочет объяснить она Ньюту, когда тот осторожно сжимает её ладонь в приветствии. Никогда не спрашивает, не просит твоего «Да», не боится твоего «Нет». Что я должна была ответить? Тебя не было здесь. Ты здесь только теперь. Ты, целиком и полностью похожий на себя.
Лита улыбается и позволяет Тесею придвинуть себе стул. Лита учится матерински-ласковой улыбке подруги и родственницы. Лита шагает навстречу шторму, в самое око бури, и знает, что однажды волна убьёт её, но она слишком много задолжала Тесею, целиком и полностью не похожему на тебя.
Маленькая юркая рыбка в атласной чешуе, она вдруг отчетливо ощущает на своём теле чужие острые зубы, и челюсти сжимаются беспощадно, дробя хрупкие кости.
— Bonjour. Je suis si contente pour toi, - она радостно улыбается Ньюту, сжимая в руке его пальцы, пока во рту не появляется солёный, металлический привкус.
Тесей покровительственно опускает руку ей на плечо. Охота закончилась. Аквариум пуст.
Пора заглатывать воду.
Примечания:
***
1. J'espère que tu n'y es pas blessée! Guerre... - Надеюсь, ты не пострадала! Война...
2. Oh non. Tout allait bien pour moi, merci - О нет. Со мной всё хорошо, благодарю.
3. Guerre - Война.
4. Pourquoi pas - Почему бы и нет.
5. Bonjour. Je suis si contente pour toi - Здравствуй. Я так рада тебе.
Если что, за всё прошу прощения, в помощь был Яндекс.Переводчик.