Ты — сквозь ветви, ты — сквозь вежды,
Ты — сквозь жертвы…
М.Ц.
Ты — сквозь жертвы…
М.Ц.
Продолжая о театре: мне нужна Федра. Как говорится, не опять, а снова. Мне нужна Федра в этом - едва начинающемся - месяце, хотя была лишь 28-го, она нужна мне в каждом, она нужна мне регулярно, как инсулин тяжелому диабетику и героиновый демон безнадежному наркоману. Начиная с июля, с премьеры - Маринин текст в голове, не уходит, не иссякает, не заканчивается. «Тише жемчуга несомый в створках сердца... - Каб не слово!», «Палача спроси над плахой: рубит чисто, рубит с маху», лавр-орех-миндаль - безостановочно в висках, хожу и проговариваю. Чистая форма чистой зависимости.
Федра Романа Виктюка соединила для меня в одном равностороннем треугольнике три самые драгоценные вершины - Марину, Романа Григорьевича, Бозина. Золотое, белое. Мотырев и Иван Иванович. Текст, повторяемый сухими губами. То сочетание - сочетание вершин - которое могло стать или очень дурным, или совершенно прекрасным - или гибельным, или спасительным. Некто даровал вторые варианты. История любви, слишком близкой к смерти - Танатос, не отличимый от Эроса, на грани с ним, и в этом зверино чую суть: мне, лично мне, сейчас, именно сейчас, смертно необходимо из этого мрака, из боли Марины и Федры - именно Марины, именно её Федры - вытянуть ниточку надежды. Тонкую, витую, золотую Ариаднину (сестрину!) нить.
Однажды у меня уже был программный, как сценарий бытия, спектакль-надоба. Спектакль, тогда актуальный для моего нутра донельзя; спектакль о страсти, перешедшей через черту расчета и превратившейся в безумие, спектакль о болезни. Прошло время, помешательства сменилось иным - и пришла - как нельзя более кстати - возрожденная Федра. То, чем для меня сейчас является она, это вдесятеро - трижды вдесятеро - больше того, чем четыре, три, два года назад являлась для меня Саломея. Мне нужно вывести кровно-проклятую Федру из лабиринта (из круга прошлого, из истории рода, из всех предрешенностей наследия). Мне - с ней на пару - нужно найти путь и спасти нас обеих. Спектакль Романа Григорьевича, ритмика и страсть Марины что-то шепчут мне. Говорят: может быть, получится. Поэтому так нужны дозы. Кажется, я психану со своего копеечного аванса - и куплю любой оставшийся билет (двадцатые числа, сцена МТЮЗА), чтобы снова услышать это «Ипполит, Ипполит, бо-лит...»
Болит. Каждую минуту болит. Любовное счастье всегда болит, как опухоль (но впереди - свет).