До сих пор не могу полноценно собрать себя по кускам, а из афористических вспышек-мыслей - собрать цельный же отзыв, потому - лоскуты. И сразу - с места в карьер:

Не люблю давать зароков (и стараюсь не делать этого относительно искусства, литературы и Достоевского как высшей частности), но: если бы ещё с неделю назад кто-то сказал бы мне, что с Бесов я уйду, зачарованная Верховенским, я бы ломко усмехнулась. Ставрогин с его потерянностью под маской силы, с его искренним цинизмом (цинизм в такой степени - лишь у втайне надеющихся) и благородством, не похожим на благородство, забрал меня себе (то моё - Джорджу - «В Бесах я была бы Дашей» говорит обо всём). Но постановка Голомазова перевернула всё внутри меня (так встряхивают - до мешанины - шкатулки с мелочами). Совершенно иная подача.

Ставрогин первоисточника: выигрываемые битвы (из каждой с Верховенским выходит победителем, пусть и на невидимом надрыве), но проигранная война (и петля вместо знамени чужой победы). Ставрогин спектакля: проигрываемые битвы (а он в каждой неоспоримо Верховенскому, подчиняясь, проигрывает), но выигранная покаянием война (пусть и в посмертии). Это последнее раскаяние перед собранием теней - оно, может быть, более по Достоевскому, чем всё прочее вообще, не деталями и фактологией, а сутью: весь Достоевский - всегда - о великой идее покаяния. Ставрогин спектакля слабее, но счастливее Ставрогина романа. Полная инверсия взаимодействия при полной сохранности противостояния.

{more}