Очередное многословное о ВК.Даже с моей впечатлительностью и легкостью на слёзы (что порой вовсе не делает чести) это слишком. Смотрю режиссерскую версию Возвращения через озноб и те самые слёзы (не прошло и десяти лет, всё нормально, это же я); каждая сцена так значима, торжественна, трогательна, страшна, etc, что. Этот мир обладает для меня почти религиозной значимостью по степени воздействия. И ещё раз - отсердечное спасибо Джексону и его команде за визуализацию, не устаю поражаться правильности, идеальности каждой детали.
О любовях. На этом энном витке перечиток и пересмотров вообще открываю для себя больше, чем во все предыдущие разы вместе взятые, в том числе эмоционально. Ушедший год неожиданно стал под конец годом Йовин. Когда-то давно, девочкой, я была довольно холодна к ней в книгах, так как воспринимала как помеху связке Арагорн-Арвен, которую любила до помрачения рассудка (люблю и сейчас). Позже полюбила Йовин в связке с Фарамиром, но к ней самой оставалась положительно-равнодушна вплоть до сцены, правда, с Королем Ангмара (I am no man - и всё, всё). Понадобилось долгое время и понимание, которое ни на что не променяешь и которого лучше бы не было, чтобы встать на её место. В какой-то момент - возможно, это был закономерный период развития - я вдруг остро ощутила, что это такое - людное безлюдье, сумерки, когда даже среди тех, кто любит тебя, стены дома ночами смыкаются вокруг, подобно ловушке, а ещё - конечно - «Потому что они тоже любят тебя». Это - когда любишь так, чтобы - словами Цветаевой:
От всех обид, от всей земной обиды
Служить тебе плащом.
Быть между спящими учениками
Тем, кто во сне — не спит.
При первом чернью занесенном камне
Уже не плащ — а щит!
- этим - и ничем иным - она желала стать Арагорну, влюбляясь, как новобранцы в полководцев. И тогда, когда я сама прошла через подобное, полюбила её больно и жарко, слёзно, родственно. И полюбила так же в киноверсии, поняв вдруг, какая же она невероятно, необыкновенно красивая, искренняя, - матовое золотое сияние и больные глаза ребёнка и воина.
И совершенно прекрасная сцена, когда Арагорн укрывает её, спящую, и она, проснувшись, рассказывает ему сон об огромной волне, обрушивающейся на зеленые равнины, о бездне и невозможности обернуться. Не смотря на то даже, что канонично это, помнится, сон Фарамира, и он рассказывал его Йовин на стенах Гондора.
Впрочем, в последнее - самое последнее - время я вообще неравнодушна к роххиримам. Здесь стоит сказать, что культурно-исторические отсылки, аналогия народа Йорла со скандинавской северной культурой, мне всегда была близка, это одна из излюбленных тематик. Но никогда это не было так сильно, как сейчас, через возросшую любовь к Йовин и - неожиданно - Йомеру. Он для меня долгое время тоже был положительно-безлик. Непосредственность, верность и прямота, отвага и готовность, - всё прекрасное и слишком простое. И только в эту последнюю перечитку меня пробило вдруг эпизодом на Пелленорском поле. Тот момент, когда Йомер видит черные паруса кораблей в дельте Андуина, принимая идущих под этими парусами за флот Умбарских пиратов.
И, разумеется, я была слишком собою, чтобы не пойти за черно-сияющей ниточкой безумия, когда он заливисто, сумасшедше рассмеялся этому флоту, грозя ему мечом. Безумие самоубийцы. Горячность отчаяния - и готовности к смерти - даже если во всех землях Запада не останется ни одного свободного человека, который сумел бы спеть о последнем короле Рохана. Некоронованный король, грозящий мечом армаде среди моря крови и безнадежности. И потом вдруг - совсем иной смех, когда он видит на чернильных знаменах Белое Древо Гондора и семь звезд рода Элендила. Безумие, сменившееся надеждой.
В этот раз это что-то для меня решило.
Детали, абсолютно меняющие восприятие. Совершенно иные глубины.
***
Moura
| среда, 02 января 2013