Пятый летний фест - как осколок стекла в солнечном луче, - в свете. Есть вещи, предела у которых нет - любовь и вера, например. И я не знаю, можно ли испытывать любовь ещё сильнее, свето- (почти: смерто-, ибо где любовь, там - и мортидо) -носнее, чем я испытываю сейчас. Я люблю этот театр и этих людей так, что просто не знаю, как буду жить, когда он исчезнет из моей жизни, и в этом незнании - правда любви, восхищения и благодарности, от которой у самой замирает сердце, потому что не знаешь, кого благодарить за то, что всё это есть.

Роман Григорьевич, вас создали из звездной пыли - и вы нашли для воплощений тех, кто схож с вами.

Эта череда спектаклей - словно бегущая строка: люби, люби ещё, потому что даже тогда, когда кажется, что уже много, - много всё-таки не будет. Ибо п р е д е л а н е т.

Когда Катрусь за руку ведет к нам Салаткина («А вы смелая») и он стоит - вот, живой - рядом, бок о бок, а я обнимаю Лёшу, вжимаясь в него, теплого и лучезарного, и из-за его плеча, улыбаясь, киваю стоящему за его спиной Бозину, а Бозин улыбается и кивает в ответ, как знакомой (почти что: да понимааааю, общаааайтесь), - тогда ты чувствуешь, как там, в московском переулке, полутемное поднебесье озаряется золотом.

Лёша так хорош, так невероятно красив, так контактен, так улыбчив, обнимателен, шутит, подкалывает странных женщин, рассказывает о презентациях новых театральных обществ, громко возвещает «Давайте обмениваться любовью!» и «Пойду на сеанc общения!», и первый идёт обнимать Катрусю, а потом и остальных, и рассказывает про репетицию нового спектакля, и спрашивает про погоду в Нижневартовске, и подписывает программку, прислоняя её к дорожному знаку - подтягиваясь для этого, и куртка ползёт наверх... и снова обнимается, и смеётся, и рассказывает про бинты, и говорит в ответ на «Вы раньше всегда уезжали!», что «Просто я понял, что это неправильно и нечестно», и прижимает к себе, долго не отпуская, и палит нас в модусе папарацци, и долго всматривается в обложку книги, а потом пишет на обороте «Ничего из этого не читал!» и рисует смайл, и на поклонах, кланяясь, прижимая к груди руку, благодарил, и это «Простите за косяки», и я не понимаю, откуда столько любви во всем этом мире. Я влюблена до потери пульса.

Солдаткин трогателен и ангелоподобен, красиво задумывается и долго решает, что подписать на Жене, а потом пишет: «Храни вас Господь», и я не знаю, как можно быть ещё прекраснее. Излучение.

Бозин. Лешечка. Солдаткин.

Сегодня на сцене МТЮЗа были Служанки. Сегодня были небо - и недра.