Сижу тут, укутавшись в одеяло, глотая антигриппин, запивая его молоком с мёдом и печалясь о бренности бытия, а тумблер-то цветёт и пахнет майскими розами. До полуночи там делать, в общем-то, действительно нечего, потому что все только тем и занимаются, что поздравляют Эванса с тридцатиоднолетием - и во ф-ленте, чую, творится что-то до боли похожее. И я бы не стала поддаваться стадному чувству, если бы не одно но: я крепилась вплоть до того момента, как увидела это.