Может быть, недоориджинал, а, может быть, и мысли. А, может быть, это враги-империалисты распыляют наркотический газ.Все любят сказки, особенно со счастливыми концами. И жизнь всем хочется такую же - от начала и до конца, со всеми сопутствующими элементами. Проблема в том, что так, как в сказке, не бывает. Всяко бывает, так - нет.
И страх, и боль, и злость - неистовая, жаркой волной от затылка до пальцев ног - напоминает совсем другой жар, ну да бог с этим - бывают. Улыбка - вымученным мазком по губам, словно бы кто-то чужой пальцами придал губам форму - бывает. В жизни вообще, что примечательно, всё бывает.
Не бывает только как в сказке.
Смотреть в спину уходящим - дурная примета, оборачиваться - тоже. Но иногда настолько плевать на запреты, что ты оборачиваешься и смотришь в спину уходящему, потому что это сильнее тебя, потому что это тебя уже сломало, а ты ещё не замечаешь и не осознаешь. За секунду взгляда ты не ловишь ничего кроме цвета и силуэта. Ткань, обтягивающая чужие плечи. Крылатый рельеф лопаток - всем картографам на зависть, губами бы заучить, да уже некогда, не успеется, не успеется уже никогда. Ты смотришь всего миг - не больше, но и не меньше. И в горле становится горько и солоно, солоно и горько. И всё. Больше ничего. Ты не говоришь, тем паче не плачешь, не хохочешь истерически в голос. Ты просто глотаешь вставшую в горле соль и прорисовываешь на собственном лице ту самую улыбку. Смотрите, мол, живая, весёлая, вернулась в ряды деятельных.
Но это не сказка и явно не хэппи-энд.
Дальше всё на твоё усмотрение. Проще всего - сбежать. Проще всего - вовнутрь. И ты молчишь, запрещая себе всё - от слов, текстов и чужой музыки до спасительного алкоголя, потому что, право слово, всё это никогда никому не помогало. Взявшись за сигарету, ты вспомнишь, что не куришь; взявшись за рюмку - что не пьешь; попытавшись упасть в первые же руки - что никогда так не делала и делать не станешь, от отчаяния - не причина. Не причина, так повод...
Ни ковров-самолётов тебе, ни ламп с джинами, ни живой воды, ни цветочка аленького, ни золотой рыбки. Только солоно и горько. Горько и солоно. И сны. И пустота. И винно-розовая дуга той самой улыбки. Только глаза - стеклянные, и когда тебя берут за руку и говорят: тебе плохо, я же вижу; ты вдруг веришь: твою мать, мне действительно плохо.
Но сказочные герои - они же сильные.
И ты всё сможешь, со всем справишься, загонишь себя в разумные рамки, возьмешь в узду. Время вылечит, лечит же оно как-то всех и всё. Хочется режиссировать, а не бегать на побегушках у судьбы. Тебя выбили из колеи, а ты, разумеется, сможешь вскарабкаться обратно, за пресловутый режиссерский пульт, так ещё и сценарий продолжишь царапать - сама, свой, для себя любимой, сказочный такой сценарий. Если уж не ради себя сможешь, так ради... впрочем, всё понятно. Всем будет спокойнее.
А потом, когда горько и солоно на слизистой быть перестанет, тихо попросишь, если будет у кого просить: только памяти не отбирайте. Памяти! Последней милости. Хоть её - да оставьте мне. Чтобы горчило.
Грешно отбирать последнее.
Попросишь - и пойдешь жить дальше. Вэлкам ту зе риал лайф. С возвращеньицем, блудная дщерь.