четверг, 30 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
— Знаешь анекдот про маленькие роли? Стоит молодой актёр за сценой, волнуется перед первым выходом, нервничает, всё повторяет: «Не бывает маленьких ролей, бывают маленькие актёры, не бывает маленьких ролей, бывают маленькие актёры, не бывает маленьких ролей, бывают маленькие актёры, не бывает маленьких ролей, бывают маленькие актёры...» Выходит: «Кушать подано! БЫВАЮТ, БЫВАЮТ, БЫВАЮТ!».
среда, 29 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Пост, честное слово, планировался давно, а тут просто подействовали катализаторы. Содержание его будет неоригинально, подобные уже писались - не мною, но мной дублировались - и довольно предсказуемо, но давайте поговорим о «Ты ж психолог». В массовом сознании существует некая раз и навсегда утвержденная мысль, что психолог - это нечто вроде типа темперамента или менталитета, нечто априорное, перманентно существующее и являющееся сутью человека. Зерно истины в этом есть, о нём будет ниже, но пока:
Психолог - это профессия. Неожиданно, понимаю. Но. Это род профессиональной деятельности со всеми прилагающимися знаниями, умениями, навыками и набором профессиональных и личностных компетенций. И как говорила одна из моих университетских преподавателей: «То, что я психолог, я оставляю по ту сторону двери своего кабинета». Так же, как делают это люди всех остальных профессий. Вы же не требуете от врачей, чтобы они на улицах кидались к людям со стетоскопом, чтобы учителя литературы в метро декламировали Ахматову, чтобы бухгалтера на семейном застолье сводили дебет и кредит. Так почему вы так невинно и непосредственно требуете от психолога, чтобы он всегда был психологом? Это - по аналогии со всеми остальными родами проф. деятельности - не работает 24/7.
{more}
Психолог - это профессия. Неожиданно, понимаю. Но. Это род профессиональной деятельности со всеми прилагающимися знаниями, умениями, навыками и набором профессиональных и личностных компетенций. И как говорила одна из моих университетских преподавателей: «То, что я психолог, я оставляю по ту сторону двери своего кабинета». Так же, как делают это люди всех остальных профессий. Вы же не требуете от врачей, чтобы они на улицах кидались к людям со стетоскопом, чтобы учителя литературы в метро декламировали Ахматову, чтобы бухгалтера на семейном застолье сводили дебет и кредит. Так почему вы так невинно и непосредственно требуете от психолога, чтобы он всегда был психологом? Это - по аналогии со всеми остальными родами проф. деятельности - не работает 24/7.
{more}
вторник, 28 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Это должно жить. Знаете это щемящее, тянущее, щекочущее чувство - немножко соль и перец, втёртые в расцарапанную кожу - когда смотришь на полотна времен Высокого Возрождения или расцвета импрессионизма, когда слышишь Моцарта или Вагнера, когда идешь и видишь - Les Bonnes. Я не боюсь постановки в один ряд, потому что равняю не форму и даже не содержание, равняю переворот в сознании, равняю художественную ценность и силу воздействия. Это - должно - жить. Служанкам двадцать пять лет. Четырежды варьировался состав. Но - устами Бозина - пусть эта чертверть века будет младенческим возрастом, пусть Служанкам будет двести пятьдесят, потому что пока есть хоть один человек, способный выходить на сцену и закручивать эту воронку, - Служанки должны играться. Есть вещи, которые нельзя потерять, вещи, не создать которые было бы преступлением против мироздания, но у Романа Григорьевича с ним всегда была особенная связь, предельная чуткость, «наклон слуха». Можно как угодно относиться к бунтарю Жене и «эпатажному» (о, это клейкое слово) Виктюку, к ТРВ и его спектаклям, к актёрам этого театра, - нельзя не признать того, что внутри сосуда Служанок перетекает, как в колдовском фиале, сила. Её можно любить или презирать, не признавать - нельзя.
Вся моя любовь, вся их любовь, вся любовь всех залов на протяжении двадцати пяти лет, вся любовь Виктюка к своему детищу - и актёров-детей его - концентрировалась вчера на сцене. Было так хорошо видно, как они стараются отдать больше и показать - лучше: вот история о невозможности любви в рабстве у самих себя, вот история о шизофренической фантазии и высшей чувственности, вот распахнутые врата в синь космоса. Всё - вот.
{more}
Вся моя любовь, вся их любовь, вся любовь всех залов на протяжении двадцати пяти лет, вся любовь Виктюка к своему детищу - и актёров-детей его - концентрировалась вчера на сцене. Было так хорошо видно, как они стараются отдать больше и показать - лучше: вот история о невозможности любви в рабстве у самих себя, вот история о шизофренической фантазии и высшей чувственности, вот распахнутые врата в синь космоса. Всё - вот.
{more}
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Коллега Таня, вдруг отвлекшись от монитора и повернувшись ко мне:
— Юля. Знаешь. Была лет десять... нет, меньше, но неважно, одна история. Я тогда встречалась с одним молодым человеком. Я его даже любила. Правда, очень любила. И однажды он взял и просто пропал. Исчез и неделю не появлялся. Я не находила себе места, с ума сходила, правда, с ума сходила, у меня был такой нервный срыв. А потом он появился и написал, что нам надо расстаться, вот так просто, он принял решение. Я месяца три в себя приходила, потом это кое-как улеглось, но всё же не до конца. И вот как-то иду я по улице из универа и вижу Стёпу, его лучшего друга, а мы все очень дружили. Разговорились, идём, болтаем, а я вижу, что Стёпе как-то неловко. Что, мол, не так, спрашиваю, отвлекаю, ты шел куда-то? А он мнётся. Вдруг подходим к переходу, там такой перекрёсточек, я голову поднимаю - и вижу на той стороне Андрея. У меня ноги подогнулись, в глазах потемнело - действительно потемнело, я поняла, что сейчас будет обморок, даже за Стёпу ухватилась. Понимаешь, он же всё для себя решил, а я - нет, у меня гештальт не закрыт. Стёпа очень тактичный, он сразу ушел, а у нас был разговор. Очень тяжелый. То есть, это для меня тяжелый, я ему всё, всё высказала, а ему-то пофиг. Это я к чему всё. Нам бывает плохо, но потом мы понимаем, что всё к лучшему. Идиот оказался Андрей и вёл себя ну очень некрасиво - и судьба меня от него отвела, чтоб мне не жить с ним, хотя тогда я и страдала. Вот.
Повернулась обратно и продолжила работать.
Благослови, Боже, Таню и эти истории, от которых лишь должно становиться легче.
— Юля. Знаешь. Была лет десять... нет, меньше, но неважно, одна история. Я тогда встречалась с одним молодым человеком. Я его даже любила. Правда, очень любила. И однажды он взял и просто пропал. Исчез и неделю не появлялся. Я не находила себе места, с ума сходила, правда, с ума сходила, у меня был такой нервный срыв. А потом он появился и написал, что нам надо расстаться, вот так просто, он принял решение. Я месяца три в себя приходила, потом это кое-как улеглось, но всё же не до конца. И вот как-то иду я по улице из универа и вижу Стёпу, его лучшего друга, а мы все очень дружили. Разговорились, идём, болтаем, а я вижу, что Стёпе как-то неловко. Что, мол, не так, спрашиваю, отвлекаю, ты шел куда-то? А он мнётся. Вдруг подходим к переходу, там такой перекрёсточек, я голову поднимаю - и вижу на той стороне Андрея. У меня ноги подогнулись, в глазах потемнело - действительно потемнело, я поняла, что сейчас будет обморок, даже за Стёпу ухватилась. Понимаешь, он же всё для себя решил, а я - нет, у меня гештальт не закрыт. Стёпа очень тактичный, он сразу ушел, а у нас был разговор. Очень тяжелый. То есть, это для меня тяжелый, я ему всё, всё высказала, а ему-то пофиг. Это я к чему всё. Нам бывает плохо, но потом мы понимаем, что всё к лучшему. Идиот оказался Андрей и вёл себя ну очень некрасиво - и судьба меня от него отвела, чтоб мне не жить с ним, хотя тогда я и страдала. Вот.
Повернулась обратно и продолжила работать.
Благослови, Боже, Таню и эти истории, от которых лишь должно становиться легче.
пятница, 24 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
После второго просмотра - мысли вслух:
Ставрогин и Верховенский инсценировки - это, бесспорно, противостояние, некая диалектическая борьба [противоположностей ли? отчасти - вряд ли], но мне вдруг подумалось, что это конфликт прежде всего не столько внешний - человека и человека, системы мотивов и системы мотивов - сколько внутренний, каждого в себе и с собой. Их взаимоотношения - это отношения созависимости (sic!). По сути, это та история, где морально-эмоциональная завязка друг на друге так велика, что начинает оборачиваться деструкцией; саморазрушительный радикал, полновластный тонатос разворачивается в полную силу. Верховенский не может отказаться от Ставрогина, он идологизировал его, обожествил (как обожествляли древние - не идеализируя; боги древних - вспомните - состояли преимущественно из недостатков). Он не просто его себе «За границей выдумал», он подчинил этой выдумке всю свою патологичную, извращенную программу построения мировой будущности, центрируя её на собственном механизме компенсации - и на Ставрогине. Отказаться от него он воистину не может.
Это фактически отношения эроса, но без чувственной (?) компоненты. Верховенский пытается Ставрогина завоевать. Однако методы его болезненно-деструктивны, понятия блага вывернуты. Ни Лиза, ни убийство Лебядкиных не являются средствами, которые могли бы помочь, прикрепить к себе, приклеить кровавым клеем, но Верховенским - в его помешанности - это не осознается. Ставрогин - краеугольный камень его мнимого будущего мироздания. Такие камни не сдвигаются.
{more}
Ставрогин и Верховенский инсценировки - это, бесспорно, противостояние, некая диалектическая борьба [противоположностей ли? отчасти - вряд ли], но мне вдруг подумалось, что это конфликт прежде всего не столько внешний - человека и человека, системы мотивов и системы мотивов - сколько внутренний, каждого в себе и с собой. Их взаимоотношения - это отношения созависимости (sic!). По сути, это та история, где морально-эмоциональная завязка друг на друге так велика, что начинает оборачиваться деструкцией; саморазрушительный радикал, полновластный тонатос разворачивается в полную силу. Верховенский не может отказаться от Ставрогина, он идологизировал его, обожествил (как обожествляли древние - не идеализируя; боги древних - вспомните - состояли преимущественно из недостатков). Он не просто его себе «За границей выдумал», он подчинил этой выдумке всю свою патологичную, извращенную программу построения мировой будущности, центрируя её на собственном механизме компенсации - и на Ставрогине. Отказаться от него он воистину не может.
Это фактически отношения эроса, но без чувственной (?) компоненты. Верховенский пытается Ставрогина завоевать. Однако методы его болезненно-деструктивны, понятия блага вывернуты. Ни Лиза, ни убийство Лебядкиных не являются средствами, которые могли бы помочь, прикрепить к себе, приклеить кровавым клеем, но Верховенским - в его помешанности - это не осознается. Ставрогин - краеугольный камень его мнимого будущего мироздания. Такие камни не сдвигаются.
{more}
четверг, 23 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Очень хочу показать Палату №6 на Бронной Тане и её мужу, они как актёры сильно заинтересованы. Обсуждаем, что ближайшая Палата 19-го февраля. Новенькая девочка, оживившись, начинает интересоваться датами и ценами на билеты. Оборачивается зам. начальницы с теми же вопросами, хочет сводить куда-нибудь родителей. Все лезут в календари. Чувствую себя дилером от искусства.
Если я сейчас действительно закажу этот билет, то есть добью последнюю тысячу на карте, то на третье место в первом ряду можно сразу вешать мою именную табличку; боюсь, оно будет моим на каждой Палате. Нет, просто нет слов таких.
Если я сейчас действительно закажу этот билет, то есть добью последнюю тысячу на карте, то на третье место в первом ряду можно сразу вешать мою именную табличку; боюсь, оно будет моим на каждой Палате. Нет, просто нет слов таких.
среда, 22 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Как чудовищно одинаково всё, что мы испытываем, всё, что мы чувствуем. Чувства наши к людям неизбывно повторяются - всё уже было (если то не совсем уж - первое), всё уже чувствовалось. Иногда кажется: так, как любила, ревновала или болела этим (этой) - не буду больше никогда и никем (самообманность человеческая!). Но проходит время - и - дежа вю. Всё то же.
Есть что-то крайне насмешливое в этих повторах. Некая ирония мироздания, лишний раз напоминающая: ничто не исключительно, никто не исключителен (вернее же - каждый новый исключителен для нас сызнова), ты не исключительна тоже. Вот она - «молниеокая правда», она вся. С каждым, кто подденет нашу глотку рыболовным крючком, мы обречены на повтор всех девяти дантовых кругов по тому же циклу (или семи небесных сфер - ну, коли очень уж повезёт; везёт редко). Впрочем, никаких болей это всё равно не умаляет. Наоборот - повтор выматывает. Сердце - мышечный орган. Оно изнашивается.
Есть что-то крайне насмешливое в этих повторах. Некая ирония мироздания, лишний раз напоминающая: ничто не исключительно, никто не исключителен (вернее же - каждый новый исключителен для нас сызнова), ты не исключительна тоже. Вот она - «молниеокая правда», она вся. С каждым, кто подденет нашу глотку рыболовным крючком, мы обречены на повтор всех девяти дантовых кругов по тому же циклу (или семи небесных сфер - ну, коли очень уж повезёт; везёт редко). Впрочем, никаких болей это всё равно не умаляет. Наоборот - повтор выматывает. Сердце - мышечный орган. Оно изнашивается.
вторник, 21 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
19.01.2014 в 14:03
Пишет Katrusia:<...> вспоминаю новогодний бред.
1.
Решаем с Линцом, что для вдохновения Моры на проду "Мойщиков" нужно ввести в сюжет Сердюка.
Хором:
- Он, конечно же, Сеятель!
- А Бобров - Мойщик. Причем ему даже мыть ничего не надо, он просто улыбается - и всё чисто.
- А Сердюк только меланхолично заходит в комнату и все цветы тут же вянут.
- И люди такие - все тлен, и встают и выходят в окна, выходят в окна.
- А внизу их ловит Бобров!
- Сердюк и Бобров - две самые мощные силы. К ним Мойщики и Сеятели обращаются только в крайних случаях. При этом им нельзя встречаться, потому что сразу случится Апокалепзиз. И за тем, чтобы они не встретились, следит Тележинский....
Это. Просто. Не должно. Быть. Так. Смешно /рукалицо/.
URL записи
понедельник, 20 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Пришла на работу. Упала на стул. И поняла, что вообще ничего не хочу, а очень надо. Даже кофе с Женечкой пить не пошла. Вся предыдущая неделя прошла под эгидой «Приди на час раньше начала рабочего дня, а уйди на два-три позже» - и, кстати, всё было очень даже ничего, в метро в девятом часу пусто, а неделя проходит быстро, ибо является одним сплошным рабочим днём с перерывами на душ и сон. Но, видно, к концу тюленьих выходных меня как-то догнало. И в самый подходящий момент - то есть, утром понедельника - я вдруг почувствовала себя Пиноккио с вывернутыми шарнинарами. Ломота, голова ватная, в мыслят только спать-спать-спать. Обидны две вещи: а) это даже не болезнь, её я отличила бы; б) эту неделю нужно проработать в том же режиме (с перерывами - разнообразия и счастья ради - на театр; два дня). Боже, дай мне сил не издохнуть прямо за этим столом.
суббота, 18 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Ладно, это всё шампанское (то, на горбу притащенное ещё в июле прямо из Абрау), но вдруг мне вспомнилось, как я пришла тогда, в конце ноября, домой, и прямо с порога сказала:
— Папа, налей мне водки.
Не раздеваясь, прошла и махнула полную рюмку залпом. Папа не задал ни одного вопроса. Даже после последовавшего «Ещё». Вторую махнула так же, не почувствовав вкуса. Я помню весь тот вечер поминутно, но главное - это чувство. Когда одновременно так хорошо и так плохо, что не ощущаешь даже спиртового жара, когда есть только мысль: всё. Ужас от того, что что-то необходимо закончить - холодящий. И одновременно иной, сладостный ужас от того, что нечто в тебе сегодня зародилось. Чувства лучше не помню. Это - когда - первой фразой - эмоцией - «Налей мне водки».
— Папа, налей мне водки.
Не раздеваясь, прошла и махнула полную рюмку залпом. Папа не задал ни одного вопроса. Даже после последовавшего «Ещё». Вторую махнула так же, не почувствовав вкуса. Я помню весь тот вечер поминутно, но главное - это чувство. Когда одновременно так хорошо и так плохо, что не ощущаешь даже спиртового жара, когда есть только мысль: всё. Ужас от того, что что-то необходимо закончить - холодящий. И одновременно иной, сладостный ужас от того, что нечто в тебе сегодня зародилось. Чувства лучше не помню. Это - когда - первой фразой - эмоцией - «Налей мне водки».
пятница, 17 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Та же глубинная разница между Достоевским и Толстым - их всеохватное интро и экстра, так любопытно и красноречиво преломляющиеся. Нравственность и мораль, т.е. изнутри и извне соответственно. Достоевский - его герои и плетение мотивов и действий - нравственное начало в человеке, внутренний закон, варьируемый в зависимости от сущностных, глубже скамого дна личности, базисных характеристик человека. Толстой - провозглашение первенства морали, то есть закона не внутреннего, но внешнего, социального. Внутренний закон - и диктат общества и его приемлемостей. Выбирая, выбираю определённо - всегда - первое. Поэтому Достоевский.
Второе: идеальная встреча - первая встреча князя Мышкина и Настасьи Филипповны. Нелепая, курьёзная, царапающая - «Ну что за идиот такой!», шуба, упавшая на пол, краска, бросившаяся ему в лицо. Абсурдная, парадоксальная, далёкая от привычного совершенства, но всё же идеальная - по контрасту встретившихся. Идеальность её в том, что один (князь) уже знал, чем станет для него эта женщина (не кем - то вопрос статуса, речь не об этом; чем - вехой), а другая ещё не знала. И в этом столкновении уже и ещё не есть что-то до боли щемящее.
Третье: Достоевский - милосерднейший и честнейший адвокат, отстаивающий то самое - впоследствии выраженное Цветаевой в «На вес золота или крови - Грех!» - право на оступ, на первоначальную, высокую греховность людскую. Не на грех внешнего - преступление по социальным законам, - на грех внутреннего - переступание через свой собственный закон, через трещины в нём. Но главное, что базис этого внутреннего закона неизменен всегда. Варьируются надстройки. И право на эти вариации Достоевский отстаивает со всей печальной искренностью чистейшего - и грешившего! (не парадокс) - человека.
Второе: идеальная встреча - первая встреча князя Мышкина и Настасьи Филипповны. Нелепая, курьёзная, царапающая - «Ну что за идиот такой!», шуба, упавшая на пол, краска, бросившаяся ему в лицо. Абсурдная, парадоксальная, далёкая от привычного совершенства, но всё же идеальная - по контрасту встретившихся. Идеальность её в том, что один (князь) уже знал, чем станет для него эта женщина (не кем - то вопрос статуса, речь не об этом; чем - вехой), а другая ещё не знала. И в этом столкновении уже и ещё не есть что-то до боли щемящее.
Третье: Достоевский - милосерднейший и честнейший адвокат, отстаивающий то самое - впоследствии выраженное Цветаевой в «На вес золота или крови - Грех!» - право на оступ, на первоначальную, высокую греховность людскую. Не на грех внешнего - преступление по социальным законам, - на грех внутреннего - переступание через свой собственный закон, через трещины в нём. Но главное, что базис этого внутреннего закона неизменен всегда. Варьируются надстройки. И право на эти вариации Достоевский отстаивает со всей печальной искренностью чистейшего - и грешившего! (не парадокс) - человека.
понедельник, 13 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Крутой маршрут - это сценическая интерпретация автобиографического романа Евгении Гинзбург. На неё едва ли не чаще, чем на прочих, ссылался в своём Архипелаге ГУЛАГ Солженицын, и это уже обо всём говорит. Страшная летопись тридцать седьмого со всем ужасом репрессивного абсурда - почти сюрреалистичного, дьяволиадского, и оттого ещё более кошмарного, что совершенно немыслимого в XX веке в стране с богатейшим культурным наследием. Читаешь, смотришь - и думаешь: не могло быть. Читаешь, смотришь - и понимаешь: было. Всё это - то, чего мы совершенно не хотим знать о своей истории, но то, что знать необходимо, и необходимо через силу, потому что без этого мозаика не будет цельной, картина - завершенной. Широкий черный мазок по цветному полотну.
Это большая смелость и знак большой силы - решить подобное поставить и сыграть. Поставить бытовой миллионный кошмар в лицах нескольких женщин. Сыграть этих женщин с их непониманием, ломаемой об колено волей, верой, идейностью, слабостью, голодом, болью, вечерними платьями, в которых так и забрали месяцы назад. Исторический срез в простых и бьющих историях. По сути своей, Крутой маршрут - вещь ожидаемо страшная и мощная. И сказать о ней, наверное, нечего, потому что всё уже сказано - памятью и словом - самой Евгенией Семёновной Гинзбург, Варламом Шаламовым, Солженицыным. Но:
{more}
Это большая смелость и знак большой силы - решить подобное поставить и сыграть. Поставить бытовой миллионный кошмар в лицах нескольких женщин. Сыграть этих женщин с их непониманием, ломаемой об колено волей, верой, идейностью, слабостью, голодом, болью, вечерними платьями, в которых так и забрали месяцы назад. Исторический срез в простых и бьющих историях. По сути своей, Крутой маршрут - вещь ожидаемо страшная и мощная. И сказать о ней, наверное, нечего, потому что всё уже сказано - памятью и словом - самой Евгенией Семёновной Гинзбург, Варламом Шаламовым, Солженицыным. Но:
{more}
четверг, 09 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Мне кажется, этой публикацией - фактом её - я как-то подсознательно пытаюсь мстить, но неважно. Вещь не опасна. Она не первая - уже вторая, она - слишком личное для того, чтобы иметь отношение к кому-либо, и она, в конце концов, написана по мотивам (прости, Господи) сна. Одним словом, глубина падения уже где-то рядом.
Могу подарить какому-нибудь талантливому режиссеру талантливой студии (читать: слепоглухонемому смельчаку). Публикую, как, в прямом смысле, с листа, - с современной честностью копипаста.
Она должна называться «Коротко, бессюжетно и рефлексивно».
Могу подарить какому-нибудь талантливому режиссеру талантливой студии (читать: слепоглухонемому смельчаку). Публикую, как, в прямом смысле, с листа, - с современной честностью копипаста.
Она должна называться «Коротко, бессюжетно и рефлексивно».
21:19
Доступ к записи ограничен
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Так как: не столько о повторно просмотренном спектакле, сколько о личностных смыслах и увиденном в романе Анатолия Кима и - до и после - спектакле, поставленном Екатериной Гранитовой. Роман мною, впрочем, ещё не дочитан.
1. Перво-наперво: {read}
1. Перво-наперво: {read}
вторник, 07 января 2014
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Пост номер NN о том, почему мне не везёт в личной жизни, в частности, с мужчинами (с не мужчинами не везёт тоже, но тут уж - всё познаётся в сравнении). Первопричину «Я боюсь мужчин» (а так же её производное «И не знаю, как вести себя с ними») мы сейчас снимаем, как априорную, - вопрос не в базисе, в надстройке. Надстройка включает, в том числе, требование, надобу, запрос на то, что именно нужно, чего женщина идёт у мужчины просить, и вот моя проблема в том, что:
Я прошу жалости.
Все мои чувства к мужчинам, весь опыт влюблённостей в строился на «Спаси-помоги-выведи-пожалей-или-добей-уж». Я изначально и безысходно прошу милосердия, как подаяния. Что уже говорит об отсутствии у меня самодостаточности, гордости и прочих прекрасных внутренних категорий. Я никогда не буду равной тому, к кому иду, потому что изначально - как просящая - уже этим прошением ставлю себя на ступень ниже. Что, согласитесь, жалко, не вдохновляет, не воодушевляет и уж тем паче не возбуждает. Из той породы женщин, у которых взгляды пнутых под живот собак: «Пожалей! Приласкай! Хоть одну бы кость - да с твоего стола! Больше - не - надо».
«Больше не надо» - позиция изначально принижающая, то есть - проигрышная. Жалобящих жалеют, в лучшем случае брезгливо гладят разок по шерстке, но потом отталкивают ногой, что логично. Надо прекратить влюбляться, делая фундаментом это «Ну хоть пожалей меня, если другого дать не можешь». Иначе ничего - никогда - ни с кем - так и не получится. Формировать запрос, не прося, а предлагая равенство. Господи, как женщины это делают.
Я прошу жалости.
Все мои чувства к мужчинам, весь опыт влюблённостей в строился на «Спаси-помоги-выведи-пожалей-или-добей-уж». Я изначально и безысходно прошу милосердия, как подаяния. Что уже говорит об отсутствии у меня самодостаточности, гордости и прочих прекрасных внутренних категорий. Я никогда не буду равной тому, к кому иду, потому что изначально - как просящая - уже этим прошением ставлю себя на ступень ниже. Что, согласитесь, жалко, не вдохновляет, не воодушевляет и уж тем паче не возбуждает. Из той породы женщин, у которых взгляды пнутых под живот собак: «Пожалей! Приласкай! Хоть одну бы кость - да с твоего стола! Больше - не - надо».
«Больше не надо» - позиция изначально принижающая, то есть - проигрышная. Жалобящих жалеют, в лучшем случае брезгливо гладят разок по шерстке, но потом отталкивают ногой, что логично. Надо прекратить влюбляться, делая фундаментом это «Ну хоть пожалей меня, если другого дать не можешь». Иначе ничего - никогда - ни с кем - так и не получится. Формировать запрос, не прося, а предлагая равенство. Господи, как женщины это делают.
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
«Война, Ваша Светлость, пустая игра.
Сегодня -- удача, а завтра -- дыра...»
Песнь об осаде Ла-Рошели
Сегодня -- удача, а завтра -- дыра...»
Песнь об осаде Ла-Рошели
Генерал! Наши карты -- дерьмо. Я пас.
Север вовсе не здесь, но в Полярном Круге.
И Экватор шире, чем ваш лампас.
Потому что фронт, генерал, на Юге.
На таком расстояньи любой приказ
превращается рацией в буги-вуги.
Генерал! Ералаш перерос в бардак.
Бездорожье не даст подвести резервы
и сменить белье: простыня -- наждак;
это, знаете, действует мне на нервы.
Никогда до сих пор, полагаю, так
не был загажен алтарь Минервы.
Генерал! Мы так долго сидим в грязи,
что король червей загодя ликует,
и кукушка безмолвствует. Упаси,
впрочем, нас услыхать, как она кукует.
Я считаю, надо сказать мерси,
что противник не атакует.
{Жизнь, вероятно, не так длинна,
чтоб откладывать худшее в долгий ящик...}
воскресенье, 29 декабря 2013
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
пятница, 27 декабря 2013
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
На вчерашнем корпоративе, когда мы все уже были изрядно хороши, партнёр-из-Казани-Дмитрий решил не сдерживаться и пошел носить на руках (буквально) Яночку, а в перерывах жрать глазами мою «коллегулю Аню». После же подошел ко мне и, видимо, оправдывая своё ко мне мужское невнимание, начал:
— У меня наметанный глаз, я всегда сразу вижу в людях породу, благородство. В вас есть какое-то врожденное высокое воспитание. Кто ваши родители? Нет, правда, кто? Это должны быть какие-то особенные люди.
Я в ответ очень долго пытаюсь донести до партнёра-из-Казани, что информация о моей семье ему ни к чему, а потом не выдерживаю и полунасмешливо чеканю правду-матку:
— Папа у меня, - говорю, - кабельщик-монтажник, мама - швея-мотористка.
Он, с искренним изумлением:
— Как же они вас воспитали?!
Язвительно:
— У нас есть семейная теория о подмене в роддоме.
Вообще же, вино залпом и полумрак танцпола вчера сделали своё дело - у меня похмелье и болят ноги, то есть - всё хорошо. В сущности, корпоратив можно описать так: в прошлом году, как говорят, учебный отдел на празднество не поехал вообще, ибо на носу была аккредитация, люди работали по четырнадцать часов, выходя на работу в выходные, а после и на январские праздники, одним словом - всем было даже не до бесплатной выпивки. И проректор потом мягко пожурил наше непосредственное начальство в форме дружеского выговора. Что это, мол, учебный отдел игнорирует корпоративные мероприятия. Так вот, сегодня проректор может проснуться поутру и с чистой совестью подумать: «Вчера учебный отдел был на корпоративе в полном составе - и, боже, как они жгли!». Мы и ребята из приёмки, как самые простые, вообще были и самыми бойкими - остальные, более престижные отделы, оказались и более скучными.
Итак, а теперь, пожалуйста, не кантовать меня хотя бы ближайшие часа полтора. Свой главный трудовой подвиг на сегодня я уже совершила - приехала.
— У меня наметанный глаз, я всегда сразу вижу в людях породу, благородство. В вас есть какое-то врожденное высокое воспитание. Кто ваши родители? Нет, правда, кто? Это должны быть какие-то особенные люди.
Я в ответ очень долго пытаюсь донести до партнёра-из-Казани, что информация о моей семье ему ни к чему, а потом не выдерживаю и полунасмешливо чеканю правду-матку:
— Папа у меня, - говорю, - кабельщик-монтажник, мама - швея-мотористка.
Он, с искренним изумлением:
— Как же они вас воспитали?!
Язвительно:
— У нас есть семейная теория о подмене в роддоме.
Вообще же, вино залпом и полумрак танцпола вчера сделали своё дело - у меня похмелье и болят ноги, то есть - всё хорошо. В сущности, корпоратив можно описать так: в прошлом году, как говорят, учебный отдел на празднество не поехал вообще, ибо на носу была аккредитация, люди работали по четырнадцать часов, выходя на работу в выходные, а после и на январские праздники, одним словом - всем было даже не до бесплатной выпивки. И проректор потом мягко пожурил наше непосредственное начальство в форме дружеского выговора. Что это, мол, учебный отдел игнорирует корпоративные мероприятия. Так вот, сегодня проректор может проснуться поутру и с чистой совестью подумать: «Вчера учебный отдел был на корпоративе в полном составе - и, боже, как они жгли!». Мы и ребята из приёмки, как самые простые, вообще были и самыми бойкими - остальные, более престижные отделы, оказались и более скучными.
Итак, а теперь, пожалуйста, не кантовать меня хотя бы ближайшие часа полтора. Свой главный трудовой подвиг на сегодня я уже совершила - приехала.
понедельник, 23 декабря 2013
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Ладно, никаких эпиграфов из «А если, сударь, я скажу, что люблю вас». Первоначально: я не знаю, как могла пропустить столь заметные на афише буквы, складывающиеся в «Жан Ануй», и при произнесении имени автора со сцены мы с Катей переглянулись. Опрометчиво судить по одной пьесе, но Ануя мы рядили по Эвридике - а это хоть и больной темами, но не самый художественно сильный текст (впрочем, пьесе важно быть выигрышной на сцене, не на листе). Коломба в этом отношении, впрочем, выгодно отличается - в тексте, произносимом со сцены, чувствуется бойкая динамика - при наличии какой-то подкожной поэтичности. Сплетение слов даёт актёрам возможность - «Раскрыться» не совсем то, избитое до кровоподтёков слово, - распахнуться.
Моэмовский Театр и Театральный роман Булгакова, перенесённые из сферы искусства в сферу очень простой личной истории - а нет ничего острее проходящегося точно по впадинкам между ребер, чем эти простые истории (банальные проекция и интроекция слишком велики). В сущности, Коломба - при вывернутом нутре театра, при показанной полости багряного его тела - это прежде всего вывернутость чувства, чем обстоятельств. Не театр разлучает Жюльена и Коломбу, - форма могла быть любой, театр лишь сгущает сок красок. Их разлучает - как ни странно - недолюбленность. Парадокс: взаимно любящие люди - друг другом недолюблены. Не объективно - субъективно. Оба считают, что дают друг другу сполна - много, слишком много, больше, чем возможно, - но всё же меньше, чем требуется другому. Коломбе нужно быть женщиной, на отречение в абсолюте она не готова (Жюльену необходимо беспримерное понимание и принятие; некрасовский тип, следующий в Сибирь). Он же впустил её в свою жизнь (что для него - безгранично много), но не впустил в себя, за все пуговицы, на которые был застёгнут. Они жаждали друг от друга слишком много проявлений вовне (мотив отречения проходит через сюжет пьесы тонкой алой линией).
Воистину: любви оказалось недостаточно.
{more}
Моэмовский Театр и Театральный роман Булгакова, перенесённые из сферы искусства в сферу очень простой личной истории - а нет ничего острее проходящегося точно по впадинкам между ребер, чем эти простые истории (банальные проекция и интроекция слишком велики). В сущности, Коломба - при вывернутом нутре театра, при показанной полости багряного его тела - это прежде всего вывернутость чувства, чем обстоятельств. Не театр разлучает Жюльена и Коломбу, - форма могла быть любой, театр лишь сгущает сок красок. Их разлучает - как ни странно - недолюбленность. Парадокс: взаимно любящие люди - друг другом недолюблены. Не объективно - субъективно. Оба считают, что дают друг другу сполна - много, слишком много, больше, чем возможно, - но всё же меньше, чем требуется другому. Коломбе нужно быть женщиной, на отречение в абсолюте она не готова (Жюльену необходимо беспримерное понимание и принятие; некрасовский тип, следующий в Сибирь). Он же впустил её в свою жизнь (что для него - безгранично много), но не впустил в себя, за все пуговицы, на которые был застёгнут. Они жаждали друг от друга слишком много проявлений вовне (мотив отречения проходит через сюжет пьесы тонкой алой линией).
Воистину: любви оказалось недостаточно.
{more}