@темы: Men, Сбившийся вектор направления, Фрейд бы плакал, Inception, Учебное, Фандомное, Ни о чем, Такой вот забавный зверек, Книги, Мысли вслух, Наблюдения, А ларчик просто открывался

@темы: Росчерком пера, Марина, Лирика, Личное, Стихи, Песнь Песней

@темы: Графоманство, Inception, Гет, Фики

Первая - здесь

№6. Бог-знает-что в один абзац, PG
Имс умеет посылать этот мир нахер. Прямым текстом. Вот что отлично умеет Имс. Ариадна умеет играть в семейного психоаналитика и придавать своему лицу выражение «ты-хочешь-об-этом-поговорить?». Это получается у неё не хуже проектирования. Вот что отлично умеет Ариадна. Кобб умеет смотреть в бездну так, чтобы она смотрела в него – и проигрывала. Вот что отлично умеет Доминик Кобб. То, что по-настоящему здорово умеет Артур, - следить, чтобы кто-то из этих троих не сошел с ума раньше времени. И, небрежным жестом одергивая белоснежные манжеты, он осторожно вводит в чужую вену иглу. Он за ними присматривает. Вот что отлично умеет Артур.
_______________________________________________________

№7. Кобб/Артур, почти что R
- Кобб.

Доминик Кобб поворачивает голову на оклик. Взгляд ныряет в уходящую вглубь полутьму, и белый свет от настольной лампы отражается на этой полутьме сиреневой вспышкой, на секунду слепящей глаза. Угадать фигуру на пороге почти невозможно, но, во-первых, выбор не так велик, во-вторых же, – голос узнается с полу-звука. Артур не ждет ответа, просто стоит в дверном проеме и просто молчит, бегло окидывая взглядом заваленный чертежами, документами и папками с грифом «Confidential» стол, режущую глазу лампу; ссутуленные плечи и распахнутый ворот рубашки Кобба.

- Я работаю, - возвращаясь глазами к исписанным и исчерченным листам, сообщает Кобб, и это должно слышаться как «Я буду работать ещё. Ещё. И ещё. Ночь, сутки, неделю и ещё немного». Это слышится как «Уйди, Артур, этого объяснения с тебя хватит», как «Я ночую здесь на раздолбанной кушетке – и мне совершенно плевать». Как «И я вовсе не пытаюсь сбежать в это новое дело. И в предыдущее. И в следующее». Одним местоимением и одним глаголом он говорит многим больше, чем думает сам, и тогда Артур просто делает шаг вперед и входит в круг размытого призрачно-голубоватого света.

Идеальный Артур с гладко зачесанными волосами, и прическу эту, кажется, не испортит даже взрыв атомной бомбы. Совершенный Артур в первозданно, кипельно белой рубашке и застегнутом на все пуговицы жилете, в плаще, сшитом по фигуре до последнего миллиметра. Артур, пахнущий натуральной выделанной кожей. Артур, в чьих лакированных ботинках отражаются световые блики. Артур, чьи глаза тоже кажутся глянцево-лакированными, темнее черного и острее лезвия. И этот Артур, который так и хочет спросить: «Какого черта ты с собой делаешь, Кобб?», кивает, медленно наклоняется, ставит на пол дипломат и идет к столу.

Кобб наблюдает за ним краем глаза – профессиональное напряженное внимание, не отучиться – и не говорит ни слова, когда Артур коленом толкает его ногу – дай мне место. Доминик закрывает и открывает глаза (вдох, выдох), и стул с шуршащим треском откатывается на два шага назад. Артур встает прямо перед ним, почти что между разведенных колен, чуть присаживаясь на край стола и опираясь на него ладонями. И смотрит в глаза.

Пожалуй, он является одним из тех немногих, пересчет по пальцам одной руки, людей, на которых сложно смотреть прямо, но у Кобба уже давно не работают никакие охранные рефлексы. И он придвигается ближе, поднимает руки и развязывает узел на поясе плаща, тянет светлую ткань вниз, и та небрежно накрывает заваленный бумагами стол, переливаясь шелком подкладки. Артур не торопясь развязывает галстук, Кобб методично расстегивает пуговицы его жилета. Сверху вниз. Оглаживая пальцами теплеющий пластик.

Во всем этом есть какая-то слаженная продуманная медлительность. Ритуал. Священнодействие.

Кобб давит ему на грудь – сильные ладони на гладкой коже – и Артур ложится спиной на смятый плащ, так и не сброшенный со стола. В Коббе всё несовместимо – он целует с опаской, а руки действуют уверенно, губы горячие до жжения, а пальцы прохладные, и это приятно. Артур глубоко вдыхает и выдыхает, закрывая глаза, приподнимая бедра, подлаживаясь, подставляясь, деловито-аккуратный даже сейчас, со своими всегда правильными, всегда к месту жестами и движениями, собранный – и невероятно, абсурдно открытый, распахнутый.

И Кобб медлит. Снова. Как всегда. Смотрит долго. Руки замирают на остреющих ключицах, на ребрах, под которыми мерно отбивает ритм сердце, на бедрах, что-то рисуя подушечками пальцев. А потом серый, исполосованный балками потолок, тонущий в полумраке, опрокидывается, и они оба навзничь падают в расплавленную темноту, вспыхивающую сиреневым.

Чистая оголенность взятия и отдачи.

В конце концов, если Доминику Коббу иногда надо думать о чем-то кроме похороненной в лимбе Мол и нового задания очередной анонимной корпорации, он, Артур, готов предоставить ему эту возможность. Это длится уже несколько лет. Много или мало. Они уже не помнят, сколько. Впрочем, Артур, наверное, помнит, он помнит всё и всегда. Кобб предпочел забыть.

Но почему-то это никак, никак не может превратиться в обыденность. Это никак не получается перевести в автоматизм. Это каждый раз – как новое дело. Никогда не знаешь, чем закончится. И каждый раз…

… Когда Артур сжимает зубы, откидывая назад голову, проезжаясь затылком по скомканным бумагам, Кобб забывает обо всём том, о чем так рьяно пытается забыть каждую минуту каждого дня – и о чем получается забывать только тогда, когда чужое гибкое тело вздрагивает под ним крупной дрожью. Артур кончает безмолвно и так же совершенно, как делает всё остальное.

Сбитый в бесформенный ком плащ темнеет на полу. Кобб тяжело дышит, уткнувшись лбом Артуру в плечо. В голове пусто и гулко. Благословенно хорошо. И он благодарит.

Безмолвно.

Как и каждый раз.
___________________________________________________

№8. Кобб/Ариадна, PG-13
Ариадна скользит пальцами по парапету моста – бездумно, как-то механически, словно пробуя на ощупь текстуру, а через несколько шагов шумно выдыхает и вжимается лбом в фонарный столб, в холодный, мокрый после дождя металл – и произносит:

- Я чуть не завалила дело.

Кобб стоит поодаль, опустив руки в карманы куртки, и включенные фары машины за его спиной – единственный источник света на пустом загородном мосту. Он думает о том, что она не преувеличивает. Отвлеклась, увлеклась, не додумала, пропустила деталь, объект разгадал их намерения, у объекта оказалось на диво воинственное подсознание. Он думает о том, что они все ошибались хоть раз, он помнит, где, как и почему ошибался сам. А ещё думает о том, что сейчас, кажется, готов сделать всё, чтобы она перестала вжиматься то лбом, то виском в черную краску в дождевых каплях.

- В следующий раз ты этого не допустишь, - голос ровный, твердый. Констатация будущего факта. Коббу это как-то удается – программировать. И Ариадна пожимает плечами. Она хороший Архитектор, она это знает, но она устала, она действительно очень устала, а ещё опять начинается дождь. Мелкая морось прямо в лицо.

Когда полчаса назад Кобб взял её за плечи и усадил в машину, она не произнесла ни слова. Только смотрела в лобовое стекло растерянным, потерянным взглядом, оленьими глазами. Капли падали, разбиваясь, а он зачем-то вез её подальше от картонных макетов, чертежей на листах ватмана и Артура, быстрыми отточенными движениями пакующего оборудование. Ни только вынырнув из сна, ни греясь в тепле автомобильного салона, ни сейчас она так и не сказала самого главного: она невозможно, невероятно, просто чертовски испугалась, когда очередная безликая проекция в упор пустила пулю Коббу в сердце. Она забыла, что это сон. Она тогда вообще обо всем забыла, глупая, невнимательная, совсем девчонка.

И никто не сказал ей ни слова. Даже Имс. Ни звука.

Страннее всего было то, что здесь ей действительно стало легче. Здесь была только темнота, рассеиваемый желто-белый свет, усиливающийся дождь и – вдруг – чужие ладони на плечах, сквозь укутывающий слой ткани-кожи. Потому что – и этого он, разумеется, никогда ей не скажет – Кобб просто не мог смотреть, как намокает и тяжело липнет к телу её вельветовый жакет цвета ранней вишни – и её искусанных губ.

Когда Ариадна обернулась, чтобы что-то сказать – надевшая уверенное спокойствие, как он надел на неё эту куртку – слов так и не вышло. Она просто ничего не успела сказать, когда его пальцы осторожно отвели с её лица мокрые пряди. Кобб смотрел так внимательно и так серьезно, что она предпочла промолчать – или просто забыла, что хотела сказать.

И Ариадна, щурясь от воды, решила, что, кажется, больше не жалеет о том, что ошиблась. В первый и единственный раз, потому что больше не может допустить случившегося сегодня – и плевать, что это был сон.

А он думал о том, что у них обоих есть слишком много старых больных воспоминаний, которые надо менять на новые. В конечном счете, они оба долго ждали. И пущенная между ребер пуля стоила этих слипшихся от влаги темных ресниц, огромных бархатных глаз напротив, этого тихого «Ты промокнешь», сказанного ею одними губами.

Цвета ранней вишни и мокрого вельвета под его руками.
______________________________________
Два следующих невменяемых драббла торжественно посвящаю тем, кто сегодня сделал мне этот великолепный вечер (даже тебе, Соболевский!), а так же до кучи Катрусе, Снегу и Арти, которых с нами не было, но которые всё-таки были с нами. Вы понимаете, ребятишечки.

№9. Сами-прочитаете/Ариадна, PG-13
Ариадна работает среди мужчин, при этом абсолютно не воспринимая их как таковых. При её молодости, привлекательности и живости это вышло как-то до странного само собою, ещё в самом начале, и видит бог: это удобно и правильно, она здесь, чтобы творить и работать - и только. Они напарники, команда, сослуживцы, кто угодно, но только не потенциальные возлюбленные. Но иногда – не часто, на автомате – она отстраненно думает о чем-то постороннем.

Например, о том, что можно влюбиться в Кобба. Это действительно вполне реально. Женщины часто жалеют мужчин с трагическими историями в прошлом, тем более она не знает никого другого, в ком так чисто соединялось бы сильное и слабое.

Ещё она думает, что можно влюбиться в Артура. Всем нравятся загадки, а разгадывать Артура можно бесконечно. Он похож на хорошо перетасованную колоду карт, лежащую рубашкой вверх. Снимая каждую новую карту, никогда не знаешь, какая тебе попадется. В лучшем случае угадаешь масть. И ещё эти лучистые морщинки в углах глаз, когда он улыбается. Да. Определенно.

Единственное, чего она абсолютно, просто никак не понимает, так это того, как можно влюбиться в Имса. Он фамильярен, грубо прямолинеен, относится ко всему сущему, включая окружающих людей, глобальное потепление и мировой финансовый кризис, легко и просто, и живет на инстинктах и любви к рулетке. К нему можно чувствовать что угодно – от симпатии до желания, но это последний человек, вяжущийся у неё с чем-то настоящим. Искренним. Большим и светлым, пупсик, - как съязвил бы он сам. Нет. Никак.

И, отворачиваясь от окна и крепче сжимая в ладонях чашку с горячим кофе, Ариадна смотрит вглубь комнаты и думает об одном: как она допустила, чтобы здесь, в её маленькой студенческой квартирке, снимаемой на двоих с однокурсницей, спал, разметавшись по сбитой постели, Уильям Имс. Улыбаясь, она ещё думает о том, что если бы здесь, например, была её мать, то непременно сказала бы что-то укоризненное, вроде «Ты же знаешь, что это не надолго». И Ариадна совершенно серьезно ответила бы:

Да. Я знаю.

И солнце продолжало бы золотить крыши.
__________________________________________

№10. Артур/Мол, PG-13
Как ни странно, ему ещё снятся сны. С такой работой сновидениям давно пора бы сойти на нет, но этого всё не происходит, и он слишком часто и слишком четко видит один и тот же сон, одну и ту же женщину, знакомую до болезненной гримасы.

Высокая. Царственный разворот плеч. Прямая осанка, и блики света играют в шнуровке платья. Вся – гитарный, волновой изгиб, мягкая текучая линия. Уверенные и плавные движения рук, тонкие пальцы, пробегающие по волосам. Глаза без дна, сплошь - падение. И улыбка на губах, которые хочется зацеловывать, потому что ощущение уже почти забыто, а вкус всё ещё горчит на языке – алкогольно-полынный, терпкий, незабываемый.

Артур просыпается, как падает. Разом включаясь в реальность, зрение, слух и осязание обострены до предельной грани, и ещё секунду он смотрит в серо-голубой потолок, а потом садится на постели и трет пальцами переносицу. Сон всегда один и тот же, разрозненные размытые картины, и от него никак не получается избавиться, а надо бы.

Криво усмехнувшись, он думает о том, что скоро дойдет до того, что напишет на кислотного цвета стикере «Доминик Кобб – мой начальник и друг, Мол – его мертвая психанутая жена» и приклеит его на зеркало в ванной, а второй продублированный экземпляр станет возить с собой по миру в бумажнике. И плевать, что он знал её ещё живой, знал долго и давно, и тогда она ещё умела смеяться в голос, глухо-переливчато, чуть откидывая назад голову и открывая горло и разлет ключиц в вороте блузки.

Это случилось всего однажды, когда Кобб был далеко, а кому-то надо было отвезти Мол домой. Она была пьяна, красива и много смеялась. Когда он помогал ей выйти из такси, она плавно качнулась на высоких шпильках и ухватилась за лацкан его пиджака. Артур поддержал её, не дав упасть, и даже сквозь ткань почувствовал всей ладонью, опущенной на её талию, тепло тела под платьем. Он всегда хорошо работал со сдерживающими механизмами, но она улыбалась, наклонив голову, держалась за его пиджак и стояла рядом, - он просто не успел себя проконтролировать.

Её губы были мягкими, теплыми, податливыми и чуть горчили алкоголем. Короткий, первый, единственный и последний поцелуй. Касание на выдохе. А потом она опустила лоб ему на плечо и тихо рассмеялась. Это было ровно за день до того, как они с Коббом решили уйти в лимб, чтобы строить свой собственный мир.

Впоследствии он думал – крайне по-детски, за что злился сам на себя – что это, разумеется, не в счет. А через какое-то время думать обо всём этом стало излишним. Мол больше не улыбалась, клоня голову к плечу. Мол больше не смеялась хрустальным смехом. Она только смотрела перед собой воспаленными пустыми глазами и не узнавала детей, а Кобб сжимал в ладони её пальцы, всё время грея их дыханием. Тогда он ещё надеялся, что она сможет привыкнуть. Тогда Артур тоже ещё надеялся, что всё сможет стать как раньше.

Желательно – как было до того момента, когда он начал думать о чужой любящей и любимой жене больше, чем положено.

Сниться ему она начала только после смерти. В этом была какая-то жуткая ирония не-оставления.

… Кобб, не поднимая головы, бросает ему картонную папку, которую Артур ловит на ходу. Очередное дело, очередное Извлечение и очередной неплохой гонорар. Пока Кобб объясняет кивающей, внимательной Ариадне что-то про структуру уровней, Артур просматривает материалы и думает о том, что у них куда больше общего, чем Кобб думает. Только он, в отличие от Доминика, не сделал из этой женщины тени. И всё повторяется снова. Раз за разом.

Легкие волны волос, рассыпанные по подушке. Глаза, потемневшие от желания – сплошь зрачок. Обвивающие руки. Плечи, пахнущие розовым маслом, будто горчащим на языке – как и мягкие губы, зацелованные до боли.

Он не стал хоронить её в тюрьме из воспоминаний. У него просто не было материала.

И она стала приходить сама.

Артур благодарен своему подсознанию. Он воюет со своим подсознанием. Он его ненавидит.

@темы: Графоманство, Inception, Гет, Фики, Слэш

Конечно, не то чтобы у меня совсем не было травы (надо, в конце концов, хотя бы одного приличия ради посмотреть шестой сезон Хауса; к тоже же - мы с мамой медитируем на ЛиТуМи), но однако же. А посоветуйте мне, ребятишечки, какой-нибудь распрекрасный сериал. Причем желательно с объяснением того, почему именно оно. Про Гли можно ничего не говорить, читать дальше я хорошо помню рекламную кампанию Лин Я флегматично перечитываю аннотации к Легенде об Искателе и Скинс. Первое привлекает меня фэнтезийностью, второе - любовью общественности. Спасите заблудшую душу.

@темы: Всякая всячина

@темы: Сбившийся вектор направления, Горький осадок, но сахара не надо (c), Рефлексия, Личное, Мысли вслух, На круги своя

В рейтинге 250-и лучших фильмов на КиноПоиске "Начало" на третьем месте, между Зеленой милей и Форрестом Гампом. Вот оно - признание

@темы: Inception, Кино

Я шипперю их с каким-то безудержным неистовством. С каким-то болезненным отчаянием.
Что это такое, Господи боже?

@темы: Inception, Песнь Песней

@темы: Графоманство, Копилка., Для памяти, Жизненное, Цитаты, А ларчик просто открывался, Черным по белому