Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
В 1.19 (серии с прелестной девочкой - любительницей бритв) я так впечатлилась девушкой Сарой, которой взаимно впечатлился Сэм, что даже накарябала драббл. Оцените мою впечатлительность.
"Смотреть и ждать", PG, angst (вероятно), драббл, Сэм/Сара Блэйк.
Сара Блэйк теперь любит смотреть в окно. Она проходит мимо столов и стендов, проскальзывает к окну и, прижавшись к стене, смотрит, повернув голову, на дорогу, исчезающую вдали. Она помнит, как по этой дороге уходили, и каждый день ждет, что по ней же вернутся. Но дорога приводит не тех, а она всё прячется за откосом окна – от себя самой.
От себя самой – и от призраков, преследующих её по пятам. Если бы она была свято уверена в истинности этих призраков, она давно набрала бы единственно значимый номер в записной книжке мобильного, и причина оправдывала бы её. Но причины нет, и все её призраки – только плод фантазии.
Идя по улице, она то и дело вырывает взглядом в толпе слишком знакомую фигуру, робкую сутулость широких плеч, темную ветровку, но силуэт Сэма Винчестера всегда слишком быстро исчезает из поля зрения, и она зябко ежится на ветру, заправляя за ухо темную непослушную прядь. Сара давно не девочка, она знает, что такое терять и прощаться. Она только до сих пор не может определиться, что же сложнее.
Она провожает глазами каждую слишком похожую машину, она поднимает трубку, чтобы услышать только один голос, она оборачивается на оклик только чтобы встретиться с ним глазами, но его здесь давно нет, и она это знает. Часто, встав перед зеркалом и зло всматриваясь в собственное отражение, она приказывает себе не ждать, прекратить сходить с ума и снова начать жить заново – потому что Сэм, вероятно, хотел бы этого для неё. Но короткий аутотренинг никогда не помогает, и Сара, резко отталкиваясь от раковины, отступает на шаг и закрывает глаза.
Она научилась убеждать себя, что Сэм там, где он нужен. Где он кому-то нужнее, чем ей. Но, глядя ночами в чернильно-голубую пустоту, она не понимает: как он может быть кому-то нужнее, чем ей. Необходимее где-то, чем здесь.
Утром она встает с тяжелой головой – не первый месяц – и сизые полукружия под слишком серьезными глазами уже давно воспринимаются как данность. Безвестность этих траурно тихих утр серой чередой вливается в её существование.
Она отучилась плакать почти сразу – возможно, уже на следующий день после их отъезда. Она пыталась уходить в работу, но работа не спасала. Она пыталась улыбаться людям, и сама приходила в ужас от очевидной фальши этих улыбок. Но люди оказывались благословенно слепы и никто не замечал, что каждый день она просыпается, чтобы ждать, а, засыпая, вычеркивает ещё один день из списка таких же.
У неё никогда не было надежды. Сара слишком хорошо знает – сюда он больше не вернется. Никогда. Но знание не облегчает. Остается только вера. Только немного веры в то, что когда-нибудь…
Во всем, что происходит вокруг, она пытается увидеть неясное, странное, потустороннее, хоть что-то, что позволило бы ей надеяться на то, что однажды она все-таки увидит из окна знакомую фигуру. Хоть что-то, что даст ей шанс. Но город презрительно, издевательски тих, и случай, однажды прошедший сквозь её жизнь острой иглой, не повторяется. И больше не повторится.
Иногда – когда воля совсем оставляет её – она позволяет себе выйти на порог, чтобы смотреть и ждать. Понимая, что больше никогда не дождется человека, подарившего ей всего сутки своей странной, сверхъестественной жизни – целиком. Ей хочется отучиться говорить с ним у себя в мыслях – на два голоса, так, будто он ещё рядом. Сара Блэйк хочет, чтобы всё это скорее кончилось. Но конца нет.
Да, Сэм, - закрывая за собой дверь в мир, думает она. – Ты был прав, когда боялся за тех, кто приближается к тебе. Ты был прав.
Речь действительно шла не о разбитом сердце и заплаканных глазах.
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Крестная: - Я стояла к иконе в Покровском монастыре, пять часов, Юлечка. И подумала: вот надо бы вам с лучшей подругой съездить и тоже постоять, попросить себе благочестивого жениха. Я вот хотела за тебя, а потом подумала: нет, как же так, рано ей ещё, наверное... а потом вспомнила - вроде, и не рано уже. Подумай об этом, Юлечка. Но чтобы именно благочестивого, а не эту шантрапу с улицы. Друга, помощника, умницу, с чистой душой. Лучшие мужья, конечно, тихие технари, скромные, но все скромные сидят в библиотеках, в твоих интернетах их нет... Такого надо у Бога вымолить, Юлечка. Подумай об этом, съезди к иконе.
Бедная, хорошая, любимая моя крестная. Я, разумеется, соглашалась, но знала бы ты, какие нечестивые подчас мысли в голове у твоей крестницы. О чем и о ком она порой думает - и как думает. И от кого сейчас у неё тянет сердце. Хорошо, что ты не знаешь. Как хорошо.
А сейчас мы будем поклоняться Соне aka [Игла], ибо она прекрасна, гениальна и божественна, она угадала настоящее и предугадала будущее, читала в моих мыслях и просто написала про Сэмми в московском дворике, белый пижонский свитер, кулинарную лопаточку и арбуз. Я хохотала, выла, плакала, сползала со стула и танцевала шаманские танцы. С одного мини.
Собственно, читатьПоследний раз Сэм слышал Дина вчера вечером, в телефонной трубке.
- Как там, ничего нового, Сэмми? – проорал он сквозь какофонию какой-то безумной музыки на заднем плане.
- Пока нет. Но я уже хочу домой. Потому что изображать интуриста – это, блин, даже сложнее, чем прикидываться федеральным маршалом или санитарным врачом. Никогда бы не подумал…
- Я прям ушам своим не верю… - тут Дин прервался, потому что рядом с ним женский голос произнес с акцентом «Диин, давай еще по коктейльчику?» - … я прям ушам своим не верю. Я-то ждал, что ты, мистер Принстон, галопом поскачешь по музеям.
- Я бы поскакал, - ехидно ответил Сэм, - но кое-кто, в свою очередь, поскакал по кабакам, поэтому работать придется мне. Сперва чинить волновой измеритель, на который ты ухнул ящик с пивом, потом переться в дебри огромного незнакомого города со своими новыми русскими друзьями, вешать им на уши лапшу про свою спокойную жизнь американского студента…
- Между прочим, - с достоинством сообщил Дин, - я тут тоже работаю.
«Диииин!».
- Давай, чувак. Сообщи, если в том дворе будет нечисто.
И старший братец, надежда и опора, дал отбой.
- Интересно, в Москве что, нет своих охотников? – задумчиво спросил Сэм у телефона, погрузившегося в безмятежный режим ожидания. Аппарат не ответил, а проходящая мимо старушка с авоськой странно посмотрела на Сэмми и перекрестилась. Сэм смутился, одернул куртку и погрузился в московское метро.
Это было, значит, вчера. Сегодня Дин валялся в номере с похмельем, присоединиться к Сэму в походе в жилые массивы отказался, мотивируя это следующим: «В..вечером… короче… мне опять надо встретиться с Люсей… она что-то знает… (храп)».
Поэтому, сейчас, в московском жилом дворике, Сэм отдувался за двоих. Расписывал местной парочке, новым конспиративным знакомым, прелести жизни американского студента, одновременно ненавязчиво пытаясь расспросить их, не происходило ли у них в соседних домах ничего необычного за последние дни.
- Ну, - девушка наморщила лоб, - не знаю. Вон, Митька, моего мелкого одноклассник, вчера между прутьями лестницы головой застрял.
- А. – Сэмми вежливо покивал головой. – А еще более странное?
- У Нинель из пятого подъезда всю жизнь был второй размер, а вчера идет – елки-палки – не меньше четвертого! – в странном ажиотаже воскликнул парень и тут же умолк.
Девушка воззрилась на него непередаваемо. Бойфренд её побледнел, и даже Сэму поплохело. Ситуацию разрядил еще один участник томного вечера – общий друг парочки, вооруженный огромным арбузом.
- Небось, в Америке таких не видали? – радостно проорал Общий Друг на ухо Сэму.
- Нет, если честно, - признался тот, и это было чистой правдой. Все арбузы в его американской жизни продавались нарезанными на невыразительные розовые треугольники и завернутыми в целлофан. А тут была здоровая, зелено-алая махина, сладкая и сочная как черт знает, что – потенциальная угроза для пижонского белого свитера, который Сэм нацепил с утра, дабы выглядеть хорошим мальчиком. Арбузный этот сок приходилось постоянно вытирать, улыбаясь как можно более непринужденно. И делая вид, что недвусмысленные взгляды девушки, наблюдающей за процессом «Сэм vs. Большой Сочный Фрукт (или арбуз – это ягода?..)» ему, Сэму, совершенно не заметны. «Ты работаешь, Сэмюэль!», - мужественно напоминал он себе. – «Работаешь, а не переглядываешься с чужими подружками с вооот такенными ногами!».
Впрочем, для протокола – последние полчаса Сэм отчетливо ощущал, что кто-то за ним наблюдает кто-то еще. Откуда-то из окон многоквартирного дома. И подозрения с каждой минутой крепли. И сейчас Сэм доест этот арбуз и пойдет выяснять…
- Ребят, - лучезарно улыбнулся он, вставая и нащупывая в кармане брюк с боем отремонтированный волновой измеритель. – Мне надо… эээ… к туалетной фее. - Без проблем – девятая квартира, звони, там моя сеструха дома! – воскликнул Общий Друг и подмигнул, отчего Сэму стало не по себе. Однако, он мужественно улыбнулся и исчез в темном подъезде.
И тут-то искомое – или почти искомое – настигло его. Точнее, настигла.
Когда он добирался до второго этажа, внизу хлопнула дверь, а по лестнице забарабанили шаги. Сэм, на всякий пожарный, отошел к стенке и потянулся за пистолетом. Пистолет, правда, так и не понадобился, хотя в первую секунду Сэму почудилось, что кулинарная лопаточка, которую держала в руках запыхавшаяся девушка, нагнавшая его – это особый вид оружия.
Девушка, тем временем, остановилась, отдышалась, вытянула вперед руку и пару раз ткнула Сэма в плечо.
- О. – Девушка облизнула губы и помотала головой, словно сбрасывая наваждение. – Не-не. Я просто так. То есть, не так. – Она взмахнула лопаточкой (Сэм вздрогнул), набрала в грудь побольше воздуха и улыбнулась, очень широко, как улыбаются внезапно озаренные счастливой идеей: - Сэм! Я знаю, что вы ищите!
- Правда? – недоверчиво спросил он.
- Истинная.
- А откуда вы знаете, как меня…
- А не важно! По дороге обсудим! Можете полить меня святой водой и все такое, - добавила девушка, и, кажется, только сейчас заметила, что держит в руке лопаточку. Мило смутилась и спрятала руку за спину.
***
«Сэмми, это мое хренадцатое голосовое сообщение, блядь! Ты что, ишачина, мешал водку с пивом? У меня тут эта Люся сидит связанная под пентаграммой, но не колется – ты тут нужен как бы! По бабам пошел, что ли? Нет, это уважительная причина, но РАДИ ВСЕХ РАЗЭТАКИХ СВЯТЫХ, ПРОСЛУШАЙ ПОЧТУ И ЕЗЖАЙ СЮДА!!!!».
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
*назидательно* Дети (которые уже не дети), если бы я вошла в заброшенный дом и увидела там на полу пентаграмму, я не говорила бы "Круто!", а брала бы ноги в руки, обнималась бы с инстинктом самосохранения и семимильными шагами драпала бы из избушки до самого Вашингтона. А вы ещё на экскурсию пошли. Ну что за люди.
upd: Ло-о-ожка! Дин, я люблю тебя.
upd2: *ржет над Сэмми-из-душа, потому что все гормоны уходят на Дина и можно только ржать; но Сэмми, конечно, дай нам бог с вами, девушки, на такого в метро упасть*
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
У мамы потрясающее умение бить меня по болевой и получать от этого удовольствие. Макс, черт возьми, черный сенсор. Спасибо, боже, за такую гармонию в семье.
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Как можно сократить имя Маттиас?
upd: Боги, Кольструп, никогда не поверю, что друзья тебя так и зовут Маттиасом. Давай, снизпошли на меня озарение, как Соренсону тебя называть. Нет, мы с Лин, конечно, зовем тебя Девочкой, и Оле, может быть, окончательный извращенец, но всё же?
И, черт, с Соренсеном куда удобнее. Он тебе и Оле, и Бьорн, и, собственно, Соренсен.
А: О, а у меня под окном сидят *****, его девушка и стоит парень из твоего сериала. У меня из рук падает лопатка, которой я переворачивала драники. Я: У твоего подъезда стоит Сэм?! А: *меланхолично* Да, на нем тонкий белый свитер, темные джинсы, темные ботинки и что-то черное на руке, наверное, часы. Пауза. Я: Спасибо. Пауза. А: О, вышел ******** и принес всем нарезанный арбуз! Я: И что, они едят арбуз?.. А: Ну да. ****, ****, ******** и Сэм. Я застонала и сползла под раковину. <...> А: Сэм больше не хочет, ему предлагают, а он отказывается.
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Позвонила Анюта. Спросила, как я готовлю драники. Мы вспомнили минимум три рецепта, и Анюта пошла тереть килограмм картофеля своей щедрой сильной рукой. Соблазнила этой мыслью меня и теперь я жду, когда освободится кухня. Дома даже есть банка сметаны, что просто удивительно.
И таки я типировала Анюту. Я с самого начала сомневалась, что она Есь, что-то меня тревожило. Ни разу она не Есь, она же явный, хрестоматийный экстраверт и сенсорик. Логик или этик - сомневаюсь, но ближе к этику, поэтому, вероятнее, Гюго. Соблазнительно было бы считать её Штирлем, но даже не знаю. На Жукова тоже не очень тянет, хотя я, опять же, сомневаюсь, но к Гюго ближе всего.
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
*Да, я всё бьюсь с 1.13* Да, Сэмми, черт, "Придумай". Люди иногда думают, Сэмми! Это полезно. Правда. upd: Ну ладно, ладно. Я беру свои слова обратно, хорошо.
upd: Сэмми, черт, ты же так хорош (я знаю это точно), так что ж ты меня моментами так раздражаешь-то, а?
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Итогом дня можно вывести, что теперь у меня есть: - книга Филатовой «Соционика в портретах и примерах» (из коей я уже успела заключить, что мой ведущий тим – таки явно, неоспоримо и хрестоматийно Дост); - книга «Йога для начинающих»; - обыкновенная черная водолазка. Простая черная водолазка с горлом. Вещь, за которой я гонялась не один год и которую не могла найти. Нашла. Как мало надо человеку для счастья.
Тем, кто так безрассудно влюблялся, будет проще в аду гореть. (с)
Давайте, скажите мне, что я одна такая придурь, и у меня одной странные гастрономические пристрастия. К примеру, я очень люблю молоко. И в последнее время пью его исключительно с сахаром. Вкусно. Как растаявшее мороженое. Что интересного у вас?
Да, вечерами мне нечего делать и я задаю странные вопросы.
Достоевский всю жизнь страдает за всё человечество. Это мешает ему устроить свою жизнь. Сестра милосердия, кондуктор, наклейщик марок на конверты — вот те профессии, что не мешают Достоевскому думать о вечном. Скромность, возможно, идет к лицу некоторым девушкам, но парни-Достоевские страдают от невозможности самореализации не менее Есениных. Также не переносит довления. ЦА ПГМ. Победители опроса «какой ТИМ чаще всего попадает в рай после смерти».
Характерные представители: Доктор Ватсон, Борис Гребенщиков, Солженицын (не как живой человек, а как эталонный образец интеллигента™).